В верх страницы

В низ страницы

МАЙАМИ - ГОРОД ИЗВЕСТНЫЙ ШИРОКОЙ ПУБЛИКЕ КАК ОДИН ИЗ КРУПНЕЙШИХ ГОРОДОВ НА ЮГО-ВОСТОКЕ США, СТОЛИЦА ФИНАНСОВ И ПРОСТО МЕГАПОЛИС, ЖИЗНЬ В КОТОРОМ БЬЕТ КЛЮЧОМ. ГОРОД ВОЗМОЖНОСТЕЙ ДЛЯ ТЕХ, КТО ПРИВЫК БЫТЬ НА ГРЕБНЕ ВОЛНЫ, ГОРОД КОНТРАСТОВ ДЛЯ ТЕХ, КТО ПРИВЫК К ЧЕМУ-ТО МЕНЕЕ ПОМПЕЗНОМУ И БРОСКОМУ. СЮЖЕТ НАШЕГО ПРОЕКТА ОХВАТЫВАЕТ СОБЫТИЯ 2015 ГОДА В РАМКАХ ГОРОДА МАЙАМИ, США, ГДЕ НА ФОНЕ ЖИЗНИ МИРНЫХ ЖИТЕЛЕЙ, РАЗВЕРНЕТСЯ ПРОТИВОСТОЯНИЕ МЕЖДУ ДВУМЯ КРИМИНАЛЬНЫМИ ГРУППИРОВКАМИ И ПОЛИЦИЕЙ.


Администрация проекта Miami Vice рада приветствовать вас на нашем форуме. По любым вопросам, предложениям и замечаниям вы можете смело обращаться к любому члену административного состава. К вашим услугам Моргана Виндзор и Сибилла Ланкастер, чьи личные сообщения открыты для ваших обращений круглосуточно. Мы всегда рады помочь.





о городе правила сюжет внешности хочу к вам нужные

07.11.2015 - Сменен дизайн, графическая часть проекта, в процессе написания находятся первые акции на персонажей из двух группировок и полиции. Акции увидят свет в ближайшее время. Обо всех новостях проекта подробнее можно узнать в блоке новостей

Miami Vice: no rules, no laws

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Atonement

Сообщений 1 страница 29 из 29

1

A T O N E M E N T

http://savepic.su/6312168.gifhttp://savepic.su/6306024.gifhttp://savepic.su/6293736.gifhttp://savepic.su/6345963.jpg

Дата и время эпизода

Место эпизода

Действующие лица

20 августа 2015 года;

Полицейский участок;

Дэвид Маклин и напарник (НПС), Сибилла и Эдмунд Ланкастеры;

Сибилл на 48 часов задержана по подозрению в преступлении, которого она не совершала и у полицейских двое суток на то, чтобы вытащить из неё всю информацию, которая ей известна. Однако, у коллег разный взгляд на ситуацию и в то время как один из них хочет сделать это, запугав ее всеми доступными способами, другой напротив - сулит ей свободу, спокойную жизнь, если она все расскажет.

0

2

Одно из пренебрежительных прозвищ полицейских  - легавые. Непонятно только почему пренебрежительное? Особенностью этой породы охотничьих собак является быстрота поиска дичи по взятому следу.
***
Три дня подряд МакЛин был доволен, как кот на солнцепеке и даже не скрывал этого, так как заниматься ордером на задержание выпало Ллойсу. Спустя некоторое время, их снова сделали напарниками и теперь приходилось вспоминать как делить общие заботы. Оба они терпеть не могли бегать по кабинетам и собирать подписи, оба ненавидели заполнять рапорты и вести протоколы. И вообще, Дэйв был убежден, что у Френка вся эта канцелярия получается гораздо лучше, чем у него. Увы, иногда горячий секс с делопроизводством был вынужденной, но оправданной необходимостью. Как в этом случае. Дичью была Сибилл Ланкастер – отпрыск семейки из нашумевшего дела о массовых жертвах во время пожара в загородном доме, принадлежавшего отцу семейства, по которому девушка проходила свидетелем.  В прошлом, Дэйв сталкивался с материалами по делу Ланкастеров в тесной связи с наркотрафиком. Никто не сомневался в том, что произошедшая тогда трагедия не была несчастным случаем.  В живых после того дня остались только второй сын и дочь Ланкастеров. И Дэвид свято верил, что яблоко от яблони не то что не катится, но впоследствии еще и гниет, разлагается там же, а семена при этом пускают корни и дают новые ростки. И если не выкорчевать эти молодые побеги еще в юном возрасте, то можешь не заметить, как вместо яблони у тебя в саду вырастет целый баобаб, как в сказке про маленького принца.
Выйти через девчонку на старшего Ланкастера было хорошей задумкой и Ллойс с МакЛином давно обдумывали как это провернуть. Но заполучить ордер на задержание было не так то просто. И когда Ллойс проиграл ему спор в один из вечеров за стаканчиком виски, то ему выпал жребий  вступить в неравную борьбу с бюрократией по этому поводу. Именно поэтому МакЛин был доволен. Когда-нибудь, Френк даст ответку, он не сомневался, так уж повелось в их отношениях. Но это будет потом. А сейчас в нагрудном кармане напарника хрустел ордер и они ехали в гости к молодой особе с целью пригласить ее на чашку чая, а скорее, на стакан воды в полицейский участок с доставкой – далекая от романтизма прогулка.
Дэйв спокойно вел казенный Экплорер по улицам города, тихонько отстукивал большим пальцем какой-то ритм на рулевом колесе и слушал рассказ Ллойса о вчерашней стычке с начальством. По общему согласию мужчин причиной был сущий пустяк, но шеф весь вечер ходил багровый, как помидор.
- И что этот мудак выдал тебе в итоге? – хмыкнул МакЛин, внезапно сворачивая на право, вспомнив про поворот уже на середине перекрестка, под недовольные сигналы других участников дорожного движения. Полицейский просто игнорирует их.
Часы показывали 20:23, городской трафик постепенно шел на спад. По какой-то причине, Дэвид не любил это время суток – уже не день, но еще и не ночь - какая-то незавершенность.
В районе, куда они приехали, вдоль домов плотным рядом уже припаркованы машины – большинство жителей уже дома после трудового дня. Дома приличные, цивильные,  как бы говорящие, что живут люди благополучные, добропорядочные, законопослушные. Но каждый коп знает, что это только иллюзия. Отвод глаз. Одна из защитных реакций от хищника. Но стоит взять на заметку любого, и накопаешь много интересного – от неуплаченных штрафов и налогов, до настоящего скелета в шкафу.
- Кажется, наша пташка живет здесь, - Дэйв наклонился к лобовому стеклу, чтобы разглядеть номер дома. – А вот и ее машина, значит, дома.

Он взглянул на часы - 20:41.
После непродолжительного мелодичного звонка дверь нужного им дома приоткрылась.
-  Сибилл Беладонна Ланкастер? Сержант Ллойс и сержант МакЛин, полиция штата.

+1

3

Шумная суета бесконечно долгого дня подходит к концу - Сибилл распахивает окно библиотеки, в которой любила сидеть еще в детстве, на коленях у отца, слушая как он легкими движениями пальцев перебирает страницы, проводит по твердым обложкам, словно бы выбирая то, что было бы достаточно интересным не только ему самому, но и его маленькой дочке. Времена те канули в лету, отец давно уже был мертв, а вилла - пусть даже с ювелирной точностью, но все же была перестроена неподалеку от того места, где сгорела прежняя, потому что от дома Ланкастеров в ту ночь осталась лишь страшно выжженная чудовищным пламенем земля. И все же, Ланкастер любила проводить время именно здесь, несмотря на то, что личная комната и личная квартира в городе давали ей возможность заниматься делами там, где ими надлежит заниматься. Впрочем, никто не был против, исключая Эдмунда, который изредка насмешливо ругал ее за то, что она слишком много работает. Что ж, быть может, и так, но по крайней мере ее работа не была сопряжена с чудовищным риском для себя и близких. Адвокатура в этом смысле была поразительным поприщем для полноценной самореализации без вероятности опасных исходов. Энтузиазма Сибилл относительно ее вида деятельности разделяли немногие из тех, кто ныне ее окружал, но, в сущности, девушке было все равно, потому что сколько бы она ни говорила о том, что счастлива быть юристом, получив лучшее образование из доступных ей, основным видом деятельности Ланкастер было присматривать за братом, а если быть точнее - смотреть за тем, что он делает во все глаза - не в надежде повлиять на него, не в надежде управлять тем, что он уже давно взял в свои руки, а в слепой, нелепой, дикой попытке уберечь его от того же самого исхода, который был предписан и исполнен их отцу. Страх? Нет, это был не страх. Это был чудовищный, всепоглощающий, непомерный ужас от того, что могло произойти с братом, если только он не будет достаточно осторожен, а ей не хватит сил и ума его уберечь. Последнее происшествие еще зияло на груди Эдмунда не сросшимися до конца швами, а его вновь не было дома. Обещание данное полчаса назад исполнено не было - Ланкастер-старший не появился ни пятнадцать минут спустя, ни даже сейчас, когда нервными постукиваниями пальцев по подлокотнику, девушка выдала свое недвусмысленное, яркое и вполне ощутимое беспокойство. Смс-сообщение, полученное минуту назад Сибилл заставить успокоиться не могло и не смогло бы - после того как в ее брата попали злополучные пули, она не верила ни единому его слову и обещанию, если только слова и обещания не касались нового платья, сумочки или поездки куда-нибудь отдохнуть. Эдмунд вообще был счастлив сплавить сестру куда угодно, лишь бы она держалась подальше от всего, что происходило в его жизни и в жизни его банды. Ланкастер согласна не была, но порой вынужденно подчинялась просьбам брата, потому что вопреки всем своим недостаткам, настойчивым в подобных ситуациях он быть умел, даже не подозревая, что пытается уберечь Сибилл от того, во что она уже ввязалась целиком и полностью, пусть даже не обличая свою осведомленность делами bloods. И до этого будучи удобной мишенью для всех тех, кто хотел поквитаться с Эдмундом, или просто узнать о нем что-то важное, теперь Ланкастер и вовсе была просто красной тряпкой для быков - будь то полицейское управление, MC-13, или частные лица, действительно полагающие, что ее брат станет иметь с ними дело, если расположить к этому его сестру. Рано или поздно, на пороге дома или личной квартиры Сибилл неизменно появились бы первые, вторые или третьи из уже перечисленных, но девушка не испытывала ни страха, ни паники - она знала, что ей не посмеют причинить вреда, по крайней мере, пока ее брат жив и держит в своих руках все это чертово безумие, от которого у Сибилл мурашки бежали по коже. Она еще помнила своего отца и его судьбу. Она еще не забыла как происходит жестокая расплата за вседозволенность в нужное врем. Она все еще любила брата настолько, что скорее сама бы расплатилась за все свершенное им, чем позволила бы сделать это ему. И кто бы мог подумать, что мысль может быть настолько материальной? И кто бы мог подумать, что копы решатся сунуться на виллу, в самое пекло, в само змеиное логово? Немногие знали, что Эдмунд проводит здесь не так уж много времени, предпочитая вести переговоры, проводить разбор полетов  и расправляться с врагами подальше от Сибилл, что само по себе подразумевало, что либо ей придется покинуть виллу (что брат допускал едва ли), либо ему нужно будет сделать все возможное для того, чтобы Ланкастер не стала невольным свидетелем страшный событий, гнетущих ее еще едва ли не с детства. Как бы там ни было, а открыв дверь в ожидании увидеть фигуру брата, Сибилл на мгновение застыла в растерянности. Ей не нужно было пояснение, ей не нужны были эти формальности - она прекрасно знала, кто эти люди, по меньшей мере потому что с одним из них встретилась совсем недавно в участке, когда пыталась забрать машину, ныне мирно стоявшую перед домом, так и не загнанную в гараж. Но что могло быть им нужно? Ланкастер не припоминала за собой прегрешений в близлежащие несколько дней. Лицо в короткое мгновение обретает черты светской деликатности. Девушка смотрит на мужчин спокойно, с достоинством, но без излишнего высокомерия, как это нередко с нею бывает.
- Да. Все верно. Чем обязана такому неожиданному визиту?

0

4

Фрэнк Ллойс, сержант полиции Майами.

Озабоченно ходя по кабинету из одного угла в другой, мужчина теребил галстук, поглядывал на дверь и раздумывал, как он пойдет к начальству. Общение не было его сильной чертой, а уж тем более лизание задницы шефа. Френк предпочитал держать свой язык в чистоте и не пачкать о фекалии вышестоящих по чину, чтобы ни было ему нужно. Но так уж вышло, что в этот раз придется идти за ордером именно ему. Работать с Макклином он любил, ибо испытывал положительные чувства к данному персонажу в своей жизни, однако терпеть не мог, когда этот хитрожопый засранец заставлял его делать какую-то грязную работу, связанную с бумагами, так тем более. Но напарник в свою очередь будто бы специально, каждый раз испытывал его терпение, подкидывая самые отвратительные идеи.
«Он у меня просто пивом не отделается. В Кэт Руж пусть ведет»,- мстительно думал Френк, наконец-таки собравшись с яйцами и направляясь в кабинет шефа департамента полиции Майами.
Разговор был долгим, упорным, и не раз длинная стрелка на часах успела обежать круг, однако же, начальник сдался и уступил напористому Ллойсу, который не был намерен отступать. Доказательства и аргументы были исчерпаны, почти пачка сигарет выкурена, но все-таки, мужчины пришли к общему согласию, и Френк получил ордер на арест Ланкастер младшей.
«И зачем, зачем мне это нужно было? Ведь зарекся больше иметь дело с этой барышней. В тот раз я не смогу вытащить из неё ничего, да особо и не пытался. Но все же впечатления не из приятных»,- тяжко было мужчине, пока он ехал по ночным улицам города домой и раздумывал, что же будет дальше.

И вот, он вновь едет в машине, только на этот раз на пассажирском сидении рядом с водителем и тоскливо смотрит в окно. Карман его греет бумажка, что сможет заставить, уже порядком, известного адвоката оказаться в лапах правосудия на ближайшие двое суток.
«А что же дальше? Что если она не расколется? Ведь осознание того, что её братик её защитит будет подогревать уверенность»,- Френк заметно нервничал, держа между пальцами сигарету и нервно постукивая пальцами по подлокотнику на дверце.
К счастью, вопрос напарника о вчерашних событиях вывел его из забытья. Мужчина был рад поделиться мыслями и, наконец, забыть о глупых волнениях.
- Да, ничего. Ордер он мне выдал и сказал, что мы еще поплатимся за свою настойчивость, - закончил рассказ Френк, ответом на последний заданный вопрос. К счастью, снова погрузиться в пагубные мысли полицейский просто не успел. Дэвид вывел автомобиль на подъездную дорожку небольшой усадебки, и пора было выходить. Осмотрев семейные владения Ланкастеров, что не так давно были отстроены вновь, перевел взгляд на небольшой выжженный участок земли неподалеку. Несмотря на то, что мусор и обгоревшие остатки здания были уже снесены, горелая почва и отсутствие травы в том месте наводили тоску. Вся природа вокруг радовалась весне, воспрянувшей в полном объеме сочной зелени и ярких красок цветов. Небольшой пустырь же был одинок и холоден.
Переглянувшись с напарником, Френк зашагал по вымощенной камнем дорожке прямо к двери. Дэвид позвонил и уже вскоре на пороге появилась Сибилл. Её слегка уставший вид и тонкие венки по краям белка глаз свидетельствовали о долгой, напряженной работе. Девушка либо много читала, либо сидела за компьютером, либо не спала две ночи к ряду.
«Нет уж, вряд ли таких, как она мучает бессонница. Её совесть чиста, по её по крайней мере мнению, а значит угрызения совести её не терзают»,- раздумывал мужчина, рассматривая домашний наряд девушки, подмечая её расслабленную позу и явное удивление во взгляде.
«Что? Не ожидала пташка? Да уж, мало кто ожидает, что к нему в дом под вечер заявится полиция и предъявит... Ах, да!»- совсем задумавшись, Френк совсем чуть ли не прошляпил тот момент, когда Сибилл поинтересовалась целью визита двух полицейских.
Ллойс ловко извлек из кармана ордер и сунул под нос девушки, явно уверенный в том, что она уже не раз видела такие бумажки и долго объяснять ей, что это за штука, не придется.
- Вы подозреваетесь в незаконном сбыте наркотиков и задерживаетесь до выяснения обстоятельств на 48 часов. Советую Вам не оказывать сопротивления и немедленно отправиться с нами в участок,- спрятав бумагу, полицейский, скучающим взором оглядел небольшое пространство дома, видимое в приоткрытой двери и подтверждающе кивнул. К счастью, само задержание с одеванием наручников и препровождение леди в машину было на Макклине, а потому Френк просто отступил чуть назад, позволяя напарнику сделать свое дело. Даже если бы девушка оказала сопротивление, одному Дэвиду не составило бы труда скрутить её, а потому Ллойс и не подумал о помощи ему в таком совсем уже легком деле. Да, и жила в нем такая уверенность, что Сибилл, будучи адвокатом и зная законы, вряд ли окажет сопротивление, понимая чем ей это грозит.
Считая, что его работа на этом закончена, мужчина развернулся и направился к машине, усаживаясь в кресло и теперь лишь наблюдая со стороны за той смесью эмоций, что билась сейчас во взгляде девушки.
«Да, милая. Вряд ли ты была готова к такому повороту событий.»

0

5

Едва Ллойс успел закончить процедуру разъяснения цели визита, а Дэйв уже решительно шагнул вперед, доставая наручники. Конечно, можно было бы этого и не делать, куда она денется. Но правила есть правила. Да и люди на соседних виллах уже начали посматривать в окна, и Дэйв не хотел лишать их небольшого вечернего шоу, чтобы было о чем посудачить за ужином. Любопытство – одно из неискореняемых качеств человеческого рода, особенно развитое на фоне добрососедских отношений в подобных районах.
Он прошел в прихожую, машинально оценивая расположение комнат, считывая отдельные детали и прислушиваясь к посторонним звукам. Позволил девушке обуться в соответствующую обувь. Не в тапочках же идти. А вот переодеваться не зачем, да и времени на это нет. Вот если бы она вышла к ним голой, тогда может быть.
И пока мисс Ланкастер не успела опомниться, замок наручников уже звонко щелкнул на запястьях за спиной. 
МакЛин подхватил девушку за локоть и подтолкнул на выход к машине. Захват руки был довольно жесткий, без слов давая понять, что выкрутасы бесполезны. На возмущения девушки МакЛин и вовсе не обратил внимания, не удостоив ее и словом. Разговаривать они будут позже, он не собирался сотрясать зедсь воздух в любезностях, да и не умел.
Усадив Сибилл на заднее сиденье Форда, сержант захлопнул дверцу и поспешил за руль. Как и предполагалось, девушка была дома одна. Никто не вмешивался в процесс задержания, по времени они сработали точно – МакЛин сверился с часами: 21:00.
По дороге Дэвид не проронил ни звука, набирая скорость и не сильно оттормаживаясь на поворотах. Порой машину здорово кренило на бок.  Иногда он поглядывал в зеркало заднего вида, наблюдая за задержанной. МакЛин прекрасно знал, что ей сейчас ужасно дискомфортно – руки скованы за спиной, и ремень безопасности не помогает удерживать равновесия при таких маневрах машины.
"Да, детка, это не роскошный седан, извини".
К слову, Дэвид уже видел адвоката Ланкастер несколько раз на судебных процессах, но так близко оказался впервые. Несколько раз они пересеклись взглядами в зеркале. Широко распахнутые глаза, красивые и умные. Вместе с тем эти глаза полны презрения. Презрения к нему, к Ллойсу, ко всему, что сейчас происходит. Это ощущение дополняет высокомерный разлет бровей, а главное, что отметил мужчина  - это губы. Страстные и надменные. Словно привыкли, что с них слетает только истина в последней инстанции, и никак иначе. МакЛину, на мгновение, стало интересно, бывают ли эти глаза и губы другими?
А ведь она совсем еще девчонка. Что делает карьерный успех с такими молодыми умами? Во что он их превращает?
"Или это только маска? Что ж, посмотрим, можно ли ее сорвать..."

Притормозив у входа в управление, Маклин заглушил машину и предоставил Ллойсу выгрузить подозреваемую из салона и препроводить в комнату для допросов. По молчаливому согласию, оба знали, что в этот раз диалог начнет Френк, ведь они уже успели пообщаться с мисс Ланкастер накануне. Конечно, надеяться на то, что девчонка сразу размякнет и согласится сотрудничать было наивно. Было в целом наивно надеяться на что-либо вообще, но попытаться все же стоило. Дэвид был в этом уверен. Нужно было сделать этот ход и если хоть один шанс из ста дает основание для продвижения их расследования вперед, то они должны были его использовать.
- Я скоро буду, - пробормотал он Френку, выбивая из пачки сигарету.
Прикуривая, Дэйв проводил угрюмым взглядом своего напарника и задержанную и посмотрел на часы: 21:31. У них оставалось 47 часов 29 минут. Время пошло.

+1

6

Это было бы почти смешно, если бы не было так грустно и опасно для Сибилл, которая дорожила своей репутацией и карьерой гораздо больше, чем, возможно, собственной жизнью. С другой стороны, своим братом она дорожила куда больше, а то, что эта провокационная акция направлена именно на него сомнений не оставалось. И Ланкастер готова была примириться с чем угодно, если только ей надлежит заплатить за грехи брата и его деятельность самостоятельно. Девушке не было страшно, вопреки всем позывам здравого разума - она знала, что этот чертов арест не более чем фикция и все, что у копов есть - несчастные двое суток, за которые они должны заставить ее дать показания против брата или кого-то из его друзей, а потом они отпустят ее и принесут свои извинения, потому что если бы Сибилл и была причастна к делам своего брата, имея хорошее юридическое образование, она бы нашла способ сделать все настолько аккуратно, что не подкопался бы даже лучший следователь в городе. Впрочем, о каких доказательствах, схема и попытках докопаться до истины могла идти речь? Ланкастер же не была наивной и глупой, чтобы полагать, что в ордере написано что-то имеющее хоть малейшее отношение к ее персоне. Она лишь мимолетно скользнула глазами по бумаге, словно бы убеждаясь, что знакомые печать и подпись не поддельные, а вполне реальные, пусть даже обвинения в сбыте наркотиков казались настолько нелепыми, что Сибилл даже не находит в себе силы, чтобы сдержать смешок. Зачем придумывать что-то новое, если можно было просто слепо обвинить ее в содействии преступнику, будь то Ричард или Эдмунд? Что ж, фантазии полиции можно было позавидовать. Или напротив - нельзя, потому что обвинение выдвинутое в отношении Ланкастер было слишком, чересчур, до нелепости банальным. В этом городе подобное можно было отнести почти к любому, но озвучивать свои соображения Сибилл не могла и не хотела - не та компания, не те обстоятельства. Разумеется, она даже и не думает о споре и сопротивлении. Все очень хорошо и все очень правильно - девушка знает это прекрасно и наслаждается соблюденной процедурой, пусть даже само мероприятие радует ее очень сомнительно. Понимая, что ей не дадут переодеться и вольного в отношении профессиональной этики темно-синего платья, Ланкастер неторопливо складывает в сумочку паспорт, мобильный телефон и ключи, надевает туфли и с выдохом поворачивается спиной, протягивая тонкие запястья под холодный металл наручников. Противное, мерзкое и унизительное чувство, но Сибилл хорошо знает, для чего это делается и готова примириться с чем угодно. Ее будут угнетать и это - не более, чем первый шаг к психологическому давлению. Говорят, что осознание подобного очень и очень помогает не осознавать себя преступником и ощущать себя жертвой обстоятельств. Подобные мысли она всегда культивировала в головах своих клиентов, тем самым не давая им сдаться и разрушить процесс социализации в нормальном обществе, далеком от общества преступных элементов. Странно, что теперь Сибилл применяла ту же тактику для самой себя, с точностью до малейшей доли процентов зная, что она не виновата по меньшей мере в том, в чем ее обвиняют. А за дела своего брата с юридической точки зрения Ланкастер ответственна не была, пусть даже с точки зрения морали она готова была понести ответственность за любое его преступление, лишь бы с Эдмундом все было в полном порядке. Но какое до этого было дело копам? Никакого, и Сибилл хорошо их понимала. Не любила, во многом презирала, но понимала. Профессия есть профессия, а в этой стране работа копа становилась смыслом жизни и образом мышления, которое двое представителей правоохранительных органов продемонстрировали с лихвой, заведомо зная, что Ланкастер ни в чем не виновата, но делая все возможное для того, чтобы она ощутила себя таковой. Что ж, девушка великодушно простит им это, потому что расплата все равно будет гораздо тяжелее, чем просто обида Сибилл.
Наручники неприятно впиваются в кожу запястий - особенно ощутимо это каждый раз, когда машину трясет слишком сильно и Ланкастер становится сложно удерживать равновесие. Следовало бы, возможно, попросить о чем-то, что могло бы существенно изменить ситуацию, но девушка молчит и самостоятельно справляется со всеми неудобствами, насколько это вообще может быть возможным в данной ситуации. Пару раз пересекаясь взглядом с одним из копов, Сибилл смотрит внимательно, пытливо и с интересом. Ей противно, но она испытывает любопытство против воли. В конечном счете, ощущать себя обвиняемой ей настолько ново, что она чувствует все происходящее особенно остро и не скрывает своего отношения. Может ли она испытывать что-то, кроме недвусмысленного презрения и отвращения к мужчинам и к тому, что они делали? Нет. Но противиться этому Ланкастер не имела права, не хотела и не стала бы. Попытка уйти от так называемого правосудия была бы расценена как доказательство ее вины, а если они все-таки планируют довести дело до полноценного разбирательства и суда, то здесь каждая мелочь была принципиальной и имела значение. Не оставалось ничего кроме как играть по их правилам и Сибилл играла, послушно выходя из машины, оглядываясь вокруг и заведомо оценивая ситуацию. Важно было в какое управление ее привезли, важно было, кто поведет допрос. Важно было даже, кто составит протокол и станут ли сканировать документы. Ланкастер была собрана и внимательна, хотя, чего греха таить, до сих пор слегка дезориентирована. Несколько десятков метров, длинный коридор и комната допросов с весьма скромным убранством. Ожидаемо и десятки раз выверено. Первая ошибка копов, желающих иметь с нею дело. Нельзя было давить на человека тем, что было ему хорошо знакомо. Наручники не снимают еще несколько минут, Сибилл чуть морщится, но терпит, позднее осторожно потирая запястья и следы на бледной коже. Наконец, на стул перед нею опускается уже знакомый коп, все-таки добившийся своего. Браво.
- Этого Вы хотели, или просто переборщили при попытке не отдавать мне машину? Уж теперь-то ее точно обыщут на предмет наркотиков и разворотят как душе будет угодно, - Ланкастер усмехается, склоняет голову к плечу и рассматривает полицейского внимательно и придирчиво, - У меня есть право на звонок и квалифицированную юридическую помощь. И тем, и другим желаю воспользоваться немедленно.

0

7

Все произошло быстро, четко и как то совсем не интересно. Френку хотелось хлеба и зрелищ, хотелось получить хотя бы чуточку удовольствия от задержания. Она могла бы начать биться в истерике, угрожать полицейским своим братом и хотя бы упираться, стуча каблучками по дорожке, ведущей от дома. Но, как это не прискорбно, ничего не произошло. Сибилл надела туфли, взяла что-то в сумочку и податливо подставила запястья холодному, цепкому металлу наручников. Мужчина еле видно скривился, разочарованный отсутствием яркой картины задержания и бури эмоций. Однако, что хотя бы немного его порадовало, так это то дикое варево из эмоций и ощущений, варившихся в её глазах, словно колдовское зелье в котле, и придающее какой-то ведьмовский шарм взгляду девушки.
«Мда, лучше не стоит от неё ничего ожидать. Как всегда холодная, будто бы профессионально, ведущая беседу. От неё не дождешься ничего интересного,» - Френк выдохнул и повел плечом, отворачиваясь к окну и утыкаясь взглядом в пейзаж. Мимо проплывали жилые дома, красного кирпича, одетые сочной зеленью деревья, разномастные машины и их владельцы, мелькающие в окошках.
«Не повезло её парню. Каждый день видеть эту постную мину и отсутствие всяких эмоций», - мелькнула шальная мысль, а затем Ллойс усмехнулся и мельком глянул на девушку,- «Если у неё вообще есть парень.»
В этот момент Дэвид, будто бы заслышав вульгарные мысли напарника, резко крутанул руль и Френк еле еле удержался, чтобы не впечататься носом. Он подарил полицейскому многозначительный, недовольный взгляд и снова отвернулся.
Наконец, они въехали на парковку управления. Френк помнил их четко выверенный план, но жутко позавидовал Маклину, который сейчас остался на улице, покуривая сигарету и явно не собираясь сопровождать мисс "я_круче_вас_всех" на допрос. Это предстояло сделать Ллойсу.
«Я чего-то действительно не понимаю. Мы как то слишком уж интересно разделили обязанности между собой. И, почему-то мне кажется, что я как всегда остался с носом. Чувствую, что нае*ывает, а где не понимаю», - тяжело сопя и смотря на всех исподлобья, мужчина, вновь придерживая Ланкастер за локоть, проводил её в допросную. На одной из стен остались небольшие кровоподтеки, которые, наверняка, оставил здесь бывший допрашиваемый.
«Вот как. Надо будет сказать дежурному, что негоже после себя грязь оставлять», - скривился от вида чужой крови и, наконец, снял наручники с Сибилл, ведь заминка затянулась как то долго.
- Присаживайтесь, - махнул рукой на стул, а сам немного постоял, раздумывая насколько наивно будет полагать, что она ему сейчас все выложит, и стоит ли вообще браться за ручку.
Неожиданная речь подозреваемой, заставила мужчину вздрогнуть и перевести на неё взгляд, сосредотачиваясь и пытаясь понять, о чем же она толкует. Последние её слова он расслышал хорошо и кивнул.
- Я все понимаю, мисс Ланкастер и полностью поддерживаю вашу заинтересованность в защите и звонке. Но. Как насчет того, чтобы для начала просто поговорить? - наконец, Френк усаживается на стул напротив неё и складывает руки в замок на столе.
- Сейчас не ведется видео-наблюдение и наш с вами разговор не записывается. А потому, я хотел бы поговорить с вами начистоту, надеясь, что этот разговор останется между нами, - мужчина кивает и откидывается на спинку стула. Ему кажется, что Сибилл совершенно ему не верит, а потому, он терпеливо продолжает говорить.
- Дело в том, что я бы хотел предложить вам сотрудничать. Возможно, памятуя о нашем недавнем разногласии, вы имеете на меня обиду. Приношу вам, конечно же, свои извинения. Пожалуй, я шел на слишком открытую провокацию, чем мог вас задеть. Однако же, мне не хочется, чтобы тот инцидент повлиял хоть как-нибудь на наше дальнейшее общение, а быть может и сотрудничество, - он говорил спокойно, доброжелательно, однако улыбаться и проявлять большее дружелюбие себе не позволял. Последние слова, Френк сказал даже не ради того, чтобы извиниться. Нет, ему было абсолютно и категорически плевать, что там себе удумала эта девушка. Но ему нужно было создать перед ней положительный образ, а так же невзначай указать, что разговор их действительно не пишется, ведь не стал бы он собственноручно подставлять себя перед камерой, чтобы потом эту запись показали шефу, а ему ещё и нагоняй влепили. В прошлый раз он отделался слишком легко и поверхностно, а потому всплыть это дело вновь не должно было ни коим образом.
- Кхм, ну так вот, - решивший было перейти уже к делу, Ллойс вновь замялся и достал из кармана пачку сигарет, совершенно забыв о том, что хочет курить. Настолько непривычно и неприятно ему было любезничать с задержанным, что пагубная привычка обострилась сама собой.
- Вы не против? Может хотите? - полицейский прикурил и затянулся до легкого покалывания в легких, кинув зажигалку и сигареты на стол, предполагая, что если захочет, то Сибилл возьмет сама.
- Уффф, так гораздо лучше, - выдыхая дым через приоткрытые губы, сощурился и теперь уж перешел к делу.
- Что вы думаете о том, чтобы сотрудничать с полицией? Нисколько не умоляю ваших заслуг, я все же думаю, что вы не так уж и сведущи в делах братца. Ведь он не глупец, чтобы подставлять вас так сильно, верно? Однако, я больше чем уверен, что вы знаете достаточно много, чтобы эта информация оказалась полезна для полиции. Быть может, вы бы хотели ею поделиться с нами?

0

8

На улице было хорошо. Слегка прохладный ветерок здорово бодрил, отгоняя вечернюю сонливость, взявшуюся невесть откуда вместе с сигаретным дымом. На Майами опускалась ночь, и вместе с тем менялся и сам город. Дэвид чувствовал это каждой клеточкой своего тела. Где-то там, за спиной, начинала кипеть другая жизнь, преображая и здания и людей. Даже полицейская сирена, едва различимая где-то вдалеке, звучала иначе. Другая жизнь, другие истории.  Проституция, наркотики, убийства, грабежи. Все это оставалось в городе и днем, а ночью просто становилось более контрастным, отчетливым, гротескным. В работе копа важно знать законы ночного города, чтобы уметь с ним совладать. Ситуация далеко не всегда остается под контролем, чаще приходится признавать, что ты проиграл, и если ты к этому не готов, значит тебе нечего здесь делать.
Как-то давно, хорошенько набравшись  после удачного дежурства, они с Ллойсом случайно стали свидетелями ссоры одной пожилой супружеской пары. Дело было уже под утро и они решили разнять дерущихся. В результате Дэйв здорово схлопотал тростью по яйцам, а Френк отделался ударом ботинка по голове.  Старики еще и заявление о нападении на них накатали. Тогда они не только премию не получили, но еще и штраф вкатили, зато потом долго еще вспоминали этот случай веселыми шутками и не только они, но и сослуживцы. Почему он вспомнил об этом именно сейчас, Дэвид не знал. Просто пришло на ум. Этот город был ему домом и другого он не искал.

Сделав последнюю затяжку, МакЛин щелчком отправил бычок в урну. Не попал, так и оставив тлеть на асфальте.
Двери управления разъехались в стороны, выпуская задержавшихся на работе сослуживцев. Перекинувшись с ними парой фраз, полицейский вошел внутрь. По дороге он заглянул к дежурному офицеру.  Уточнив у того кое-какие детали по поводу тела, которое поступило сегодня в участок, сержант направился на кухню. Там автомат выдал ему два кофе в гофрированных стаканчиках. Аромат горячего напитка приятно щекотал нос.
Пройдя по пустым коридорам, Дэйв толкнул ногой дверь комнаты для наблюдений. Руки-то были заняты. Поставив стаканчики на стол, полицейский включил звук. Ллойс уже начал беседу, как и планировалось. В какой-то момент, Дэвид подумал, что может зря они решили, что давить в этот раз будет именно он? В продолжении инцидента с машиной, У Френка это могло получиться намного лучше. Дэвид чувствовал, что Френк себя еле сдерживает, чтобы не задушить мисс Ланкастер прямо сейчас. Но как бы то ни было, свое дело он знает, не впервой. МакЛин отпил кофе и слегка причмокнул – крепкий, как он любит.
Часы показывали 22:02.

+1

9

- Просто поговорить? - ее тихий голос и тяжелый взгляд с легким прищуром кажется удивленным. Сибилл словно бы не вполне уверена в том, что расслышала и желает убедиться в том, что никакой ошибки нет и ей и впрямь предлагают "просто разговор". В полицейском управлении. В вечер буднего дня. В комнате для допросов, забрызганной чьей-то кровью. Если это черный юмор, то, безусловно, очень и очень удачный, Ланкастер без всякого сомнения его оценит и тихо, аккуратно, почти контролируемо засмеется, оглашая маленькую комнатушку неестественным проявлением эмоций, от которых ей становилось так поразительно весело, что она с трудом находила в себе силы, чтобы держать себя в руках и продолжать вести себя с холодным дипломатичным достоинством.
- Поговорить, - последний смешок срывается с губ и Сибилл берет из пачки предложенную ей сигарету. По-прежнему смотрит на полицейского внимательно, с хитрым прищуром и блуждающей на губах улыбкой. Это не было издевкой - это было попыткой понять - по жестам, по реакции, по поведению, что же здесь, черт побери, происходит, если кто-то из полицейского управления может позволить себе "просто говорить" с сестрой одного из преступных лидеров. И раз уж они тут ведут простую светскую беседу, то куда делся напарник уже знакомого Сибилл полицейского? Да, не слишком-то все это походило на дружескую беседу и Сибилл позволяет себе вульгарный жест. Она прикуривает сигарету и делает затяжку, что прежде считала непозволительным в таких заведениях и с такими людьми. Холодная выдержка всегда должна была оставаться холодной выдержкой, но как ни странно сегодняшнее нарушение завета любого профессионала было продиктовано необходимостью держать лицо еще сорок восемь часов. А сигарета в начале их увлекательного времяпрепровождения могла сгладить все последующие впечатления, так что Сибилл намерена была воспользоваться всеми возможными благами до момента, когда полицейские перестанут быть такими добренькими, наконец осознав, что Ланкастер хоть и женщина, а умеет держать как удар, так и данное ею слово. А она поклялась самой себе и брату в том, что никогда не скажет ни единого слова, способного навредить bloods и самому Эдмунду. И если в этом богом забытой коморке кто-то надеялся на иные исходы, он круто ошибался, недооценивая Сибилл ровно настолько, насколько можно было недооценить женщину в ее положении. Что ж, это было почти банально и от того простительно. В конечном счете, первоначально Ланкастер никогда не производила столь уж мощного впечатления, чтобы вот так просто требовать от других того самого восприятия, которое позволило бы ей сразу же играть по-крупному. Придется соблюдать старые схемы, играть в игры и вести себя подозрительно ненормально для тех, кто ожидал от нее мольбы и истерик.
- Не кажется ли Вам, мистер Ллойс, - девушка делает паузу, продолжая говорить спокойно, неторопливо, делая перерывы между словами и управляя своей интонацией почти совершенно, почти безупречно, - что мы находимся в несколько необычном месте для дружеской беседы? Не кажется ли Вам, что разговаривать, пусть даже, о делах, с девушкой в комнате для допросов, предварительно нацепив на нее наручники и заставив пережить, мммм, - Сибилл делает неоднозначный пространный жест рукой, подаваясь чуть вперед и внимательно смотрит полицейскому прямо в глаза, понижая интонации до чуть слышимых, - Несколько неоднозначные, но в основном неприятные чувства от бытия несправедливо обвиненной? Это - не лучший способ завязать разговор, какой бы он там ни был. И тем более - не лучший способ предложить переговоры. А я ведь так понимаю, Вас сюда именно дипломатом послали? - девушка расплывается в мерзкой улыбке, позволяя себе нарочно действовать именно так. Она хорошо знает и с внутренним ужасом ждет следующих часов, когда в ход пойдут куда менее мирные средства и ей придется терпеть, молчать и снова терпеть, потому что ни на что сил больше не хватит. Это неизбежно. Сибилл это знает и уже сейчас начинает перекачивать в полицейского то самое отчаяние, которое одолевает ее против воли. Она знает, что ее освободят ровно через сорок восемь часов и ничто этого не изменит. Но она точно так же знает, что сорок восемь часов ей придется пережить, а на что способны этим двое известно только им самим. Что ж, перед тем как испытать то, что они ей уготовили, Сибилл намеревалась сама хорошо провести время, получить моральное удовлетворение и лишь затем ответить за грехи брата и свои собственные. Что там было? Оборот наркотиков. Пусть так. Доказательств они все равно не найдут ни при каких условиях, а значит упечь ее за решетку не смогут. Коротенькая акция ровно на двое суток, а дальше снова игра по правилам. Ничего не оставалось кроме как смириться и ждать. Ждать, пока минуты неумолимо приблизят конец дурацкой сцене и глупому сценарию бездарного во всех отношениях режиссера.
- У Вас есть семья, мистер Ллойс? - уже без тени иронии в голосе вопрошает Сибилл, делая еще одну затяжку и прикрывая глаза на несколько мгновений, - Отец, мать? Быть может, братья? Или сестра? - девушка ничего не знает об этом копе. Она хотела получить какую-то информацию еще тогда, обозленная на выходку с ее машиной, но как-то упустила этот момент и забыла. Выходит, зря, - Так вот представьте себе, что кто-то из членов Вашей семьи перешел дорогу некой системе. Могущественной системе, держащей за горло каждого гражданина в этой стране, но не способной обеспечить правосудия и мирного существования. И так уж вышло, что этот член семьи никак не может быть пойман системой с тем, чтобы переломать ему кости, заставить плеваться кровью перед тем как умереть в страшных мучениях где-нибудь на задворках города, - она делает паузу, открывает глаза и вновь всматривается в лицо копа, - И не имея возможности добраться до него, представители системы добираются до Вас. И Вы точно знаете, что они способны прямо сейчас раздробить фаланги пальцев, подвергнуть самому страшному насилию из-за человека, которого Вы любите до безумия, потому что судьбы ваши связаны от начала и до конца. Представьте всего на минуту, - она склоняет голову к плечу и продолжает шептать, едва перебиваясь на короткие вдохи, - Что Вы предпочтете? Отдать им жизнь родного человека? Или пострадаете сами, но промолчите обо всем? - она невольно обличает свое знание об их методах и намерениях. И не скрывает того, что это пугает ее достаточно сильно.
Сибилл слишком привыкла к вседозволенности, чтобы простить ее кому-то еще, но сейчас вынуждена мириться.
- Так что? Быть может, Вы все-таки захотели бы поделиться какой-то информацией ради самого себя, м? Не думаю. И я в этом смысле ничем не хуже Вас. А быть может, и лучше, но это философский вопрос, - Ланкастер откидывается на спинку стула и выдыхает, тушит сигарету в пепельнице, рассматривая убранство комнаты, словно бы силясь его запомнить, - Я прошу Вас, мистер Ллойс. Отпустите меня сейчас. Мы оба знаем, что эти сорок восемь часов не дадут полицейскому управлению ровным счетом ничего. У вас неограниченная власть надо мной. И за вами никто не наблюдает. Но зачем Вам калечить свою жизнь и свое будущее связями со мной? Вы же знаете, что сделает Эдмунд, когда ему станет известно обо всем происходящем.

0

10

Первые слова сорвались с губ Сибилл. Она заговорила, переступила грань своего собственно упорства и видимого профессионализма. Между тонкими пальчиками появилась сигарета, а к вытяжке устремилась вторая струйка дыма. Наивно было думать со стороны Френка, что это первые шаги к пониманию и мирному разговору. В один миг показалось даже, что и помощь Дэвида абсолютно не понадобится. В темных глазах на мгновение мелькнул огонек удовольствия.
Но нет, уже очень скоро девушка вернулась к своей привычной манере. Однако, что-то в ней изменилось. Что-то стало совершенно другим. Ужимочки, ухмылки, эмоции в глазах. В прошлый раз этого не было, да и быть по сути не могло, ведь парковка в неположенном месте не такое уж и большое преступление. Но теперь, в проявлении чувств, Френк видел её слабость.
« Неужто... Неужто ты боишься? Да, нет. Быть этого не может»,- резво отбросив от себя пагубную мысль, мужчина хмыкнул и заговорил.
- Послали? Нет, ну что вы. Я просто попросил у своего напарника время, дабы поговорить с вами. Думаю, позже, когда начнется допрос - его будет вести он. Я же... Считайте меня миротворцем, желающим предотвратить катастрофу. Все же, вы верно заметили в нашу прошлую встречу, я интересуюсь вами, а точнее вашими делами и карьерой, - несколько загадочно произнес Ллойс, при этом однако льстя без зазрения совести. Но делая это мастерски, что вряд ли бы его смог кто-то улучить. Он не улыбался заискивающе, не искал одобрения в её глазах, говорил как будто между прочим и будто бы ему было даже неприятно признавать это перед ней. Он не был хорошим актером, однако направить свои эмоции в нужное русло у него выходило очень даже мастерски.
Первый же вопрос Сибилл и Френк хмыкает. Еле-еле сдерживает себя от привычного: "Здесь я задаю вопросы", и лишь снисходительно вытягивает уголки губ в полуулыбке, выслушивая все, что ему говорит брюнетка. В ней нет жара и пылкости, но тонкие нотки в её голосе трогают и быть может даже задевают. Будь у полицейского душа чуть тоньше и чувствительнее, он в ту же секунду бы вскочил и освободил невольницу. Ведь она говорила так искренне и проникновенно.
- Браво, мисс Ланкастер. Вам почти это удалось, - ничуть не растроганный её речью, Френк подается чуть вперед и пожимает плечами.
- Да. У меня есть семья. Ваше повествование кажется мне очень занимательным.
«И под определенным углом может быть даже рассмотрено, как обвинение нынешней власти»,- он не говорит этого вслух, а лишь думает, но уверен, что она и сама верно заканчивает его фразы в своей голове.
- Но, увы. Вы опустили слишком много деталей. Нет, не спорю. Чтобы построить модель для каких-то определенных функций придется сделать допущения. Но, сделанные вами допущения абсолютно не оправданы и не верны. Извините, что не могу проникнуться всеми метафорами, которые были приведены вами. Но скажу вам точно, слишком самонадеянно со стороны этого самого родственника переть против системы. Ведь существует эта система не просто так. И если её не распускают, за ненадобностью, значит у неё есть определенные функции. И поверьте, если вы не знакомы с ними, то это не значит, что их нет. Я понимаю, что вопрос: хаос или порядок, всю жизнь будет преследовать каждого из нас. И каждый может и должен сделать свой выбор. И я не считаю, что родственные связи должны хотя бы как то ограничивать этот выбор,- глубокая затяжка после долгого монолога. Френк немного молчит, думает и вновь поднимает глаза на Сибилл.
- Подумайте, стали бы вы тем, кем сейчас являетесь, если бы не ваш брат? Или быть может вы занялись чем-то другим?- мужчина позволяет себе вольность и берет руку девушки, чуть приподнимая её ладонью вверх,- У вас длинные пальцы. Вы могли бы стать художницей или музыкантом. Путешествовать по свету или... Или быть все тем же адвокатом, но густая криминальная кровь не мешала бы выйти вам в мир. Стать чуть более популярной и известной, не боясь получить клеймо "защитницы преступников". Но увы, вы связаны по рукам и ногам. И лишь потому, что даете волю чувствам долга перед родственниками. Я не прошу сейчас убеждать меня в обратном. Но подумайте об этом на досуге. Не слепо кричите "он мой брат и я не предам", а лишь задумайтесь. За что он дал вам такую жизнь? Почему не отослал от себя еще в детстве, туда, где о вас бы заботились. И где жизни вашей не угрожала бы зловещая система, как вы изволили выразиться, - полицейский вздыхает и отпускает её руку, не желая задерживать контакт слишком надолго. Он не хочет, чтобы Маклину в комнате наблюдений показалось, что он её домогается или того лучше, действительно симпатизирует.
«А ведь этот нахал действительно может так подумать. А потом еще и подкалывать будет, упырь»,- мимолетом думает Френк, то и дело прикладываясь губами к сигарете, затягиваясь, довольно щурясь и выпуская дым.
«Ну что ж, девочка. Я уже изрядно устал от наших пререканий. Если уж ты не начнешь говорить, то я вызову напарника и он уж поговорит с тобой по другому»,- незаметно для Ланкастер, Ллойс нащупывает под столом кнопку, что даст сигнал Дэвиду входить и начинать представление, которое полицейские приготовили специально для такой высокой особы. Но пока кнопочка не нажата и красный колпак рядом с напарником погашен.

0

11

Дэвид сидел, закинув ноги на стол, и слушал диалог напарника с подозреваемой. Внутри все кипело от наглых слов девчонки, но внешне он оставался невозмутимым наблюдателем. Пока еще наблюдателем.
Он изучал Сибилл. У него не было психологического образования за спиной, он никогда не увлекался и не любил психологию, никогда не считал себя хорошим психологом, но жизненный опыт научил его многому.
Сибилл Ланкастер. Сейчас он уже не видел в ней женщину, он не видел в ней даже человека. Она была для него средством для достижения цели. Такие как ее брат и его подельники, неважно, чем они промышляют – оружием, наркотой или людьми – перешли все границы и забыли, кто они есть на самом деле. Эти засранцы решили, что могут трахать этот город безнаказанно в угоду своим амбициям, не считаясь ни с кем.
Пытливый и как обычно угрюмый взгляд Дэйва следил за каждым ее движением, за каждым жестом, а слух ловил каждое слово, интонацию, манеру строить фразы. Она, безусловно, уверена в исходе этой истории. Даже не боится признать нечистоплотность дел своего братца, хотя и не говорит об этом прямо, осторожная сучка, натасканная на десятках процессов. И все же у нее есть идеалы. Светлые и непорочные образы, как, наверное, она считает. МакЛин понимает, что это всего лишь временное явление – цинизма в ней еще слишком мало, куда меньше, чем она хочет думать и старательно изображает. Попытка прикрыть жестокую реальность благородными порывами – это признак молодости, да и только. Сейчас, в этом возрасте, она еще оправдывает свои поступки и намерения. И эта придуманная ею самой себе индульгенция помогает держать почти любой удар судьбы. Что ж, неплохая система самосохранения, несмотря на то, что ей сейчас  было страшно. Даже Дэвид чувствовал этот страх сквозь толщу одностороннего стекла. Она сама  сделала почти всю работу за них – обладая слухами о бесчинствах легавых, Сибилл уже нарисовала себе все мыслимые и немыслимые ужасы, которые ее ожидают в ближайшие двое суток.
И все же в этом ее образе есть еще кое-что. Кое-что, что помогает ей не удариться в панику, не сойти с ума от ожидания худшего. Но что же? Слушая слова девушки, МакЛин пытался уловить этот привкус. До боли знакомый, но тщательно замаскированный за этой холодной, непроницаемой маской. И наконец, он понял. Жертвенность! Причем, осознанная. Она готова пожертвовать собой и это придает ей невероятные силы. Такие всегда раздражали Дэвида. Особенно, когда пытаешься таких вытащить за уши из полного дерьма, а они потом плюют тебе в лицо, за то, что ты сделал. Не то, чтобы коп ждал в этих случаях слов благодарности, но было до чертиков обидно, что работа оказалась бесполезной. Потому что, как не верти, а такая тварь снова влезет в то же дерьмо очень скоро, причем по собственной воле.
Диалог Сибилл и Френка ушел в область философии, как показалось Дэйву, но он продолжал пить свой кофе, считая, что Ллойс сам виноват, если его кофе остывает. Что ж, пусть этот говнюк пьет холодным.
В какой-то момент, ему даже показалось, что Френк уже клеит эту девчонку. Дэвид слегка усмехнулся и снова глотнул кофе. Время тянулось долго.
МакЛин выкурил еще не одну сигарету, прежде чем Ллойс подал сигнал, что свою часть он закончил. 
Проверив необходимые вещи в карманах, Дэвид прихватил полицейскую дубинку, что лежала рядом на стуле, и направился в допросную. 23:14

0

12

Рассчитывала ли Сибилл, что полицейский сможет понять ее? Нет. Она слишком много имела с ними дел и слишком часто пересекалась вопреки тому из какой семьи происходила и чьей сестрой являлась. Эти люди не знали слова "семья", когда речь шла о чьей-то семье, кроме их собственной. Они упрямо не желали видеть и мириться с тем фактом, что кто-то кроме них способен любить, сопереживать и быть верным. И они ровным счетом ничего не знали о долге как сотни тысяч среднестатистических обывателей, которые позволяли себе тратить жизнь на то, чтобы ссориться с родителями, сестрами и братьями, а затем таить на них обиду все последующие годы, проклиная имена тех, кто в действительности любил их и желал им только лучшего. Сибилл была другой, но вопреки ее собственным желанием, то не было ее личной заслугой. Она еще помнила слова отца и речи, которые он нередко вел со своими детьми. Речи, не рассчитанные на девочку, на единственную дочку в семье, которой надлежит лишь наблюдать за исполнением долга перед семьей, но никак не исполнять его самостоятельно. Ирония судьбы. Роза Ланкастеров стала цветком из стали. Видел бы ее сейчас отец. Лестер смог бы гордиться тем, что ему довелось воспитать не только достойного сына, но и достойную дочь. Вот только правда в том, что даже этого объяснить полицейским нельзя - они пропитаны своей слепой уверенностью в непогрешимости просто от того, что служили системе. Системе, заведомо более сильной и заведомо имеющей большее количество возможностей. Сибилл не могла осуждать за это, но могла смотреть с презрением, потому что будучи сама одним из представителей той самой властной структуры, никогда не забывала о том, что имело значение в куда большей степени, чем работа. Местами это было тяжело и паршиво. Местами Ланкастер злилась на брата и ненавидела его за его выбор. Но что бы она ни говорила и что бы ни думала - значение имели только действия. А действовала она исключительно всегда во благо своей семьи, большая часть которой пусть и покоилась теперь в фамильном склепе. И Сибилл могла бы рассказать копам о том, что ей будет проще умереть, чем предать память отца, о том, что она еще помнит о своей верности, о том, что она не готова отказаться от семьи во имя собственного благополучия. Могла бы. И тем самым протянула бы время до собственного освобождения и тем самым спаслась от самого страшного. Но зачем? Они могли бы подумать, что она стыдится своей семьи и пытается оправдать себя и их. А Сибилл не стыдилась. Она была горда тем, что принадлежит к Ланкастерам, она была горда тем, кем был ее отец и сейчас являлся ее брат. Кому-то подобное могло показаться безумием. Девушке было безразлично их мнение. Девушке было безразличное любое мнение, которое хотя бы косвенно затрагивало ее семью, ее родных и близких. Она знала о них несоизмеримо больше, равно как знала, что Эдмунд сделал все возможное для того, чтобы дать Сибилл достойное будущее. И пусть коп неосознанно, но бил по больному, так что Ланкастер ощущала болезненные уколы в районе сердца от мимолетных воспоминаний о прошлом и о мольбах девушки оставить все то, что было избрано Эдмундом, она все равно оставалась верна своему мнению и не намеревалась отступать. Вот так просто. Здесь. Сейчас. В момент, когда ее верность и преданность словам и собственному долгу проверяется на деле. Сибилл знала, что если они захотят сломать ее - сломают. Но стоило ли оно того? Но знали ли, чего им обоим будет это стоить? Отвечать на эти вопросы следовало не ей. Ланкастер знала лишь, что выдержит столько допросов, сколько будет необходимо, чтобы Эдмунд оказался в безопасности, если в его случае подобное вообще было мало-мальски возможным. И с этой частью его жизни и судьбы Сибилл тоже примирилась, нехотя, но примирилась. Но этого тоже нельзя было объяснить копам. И если быть до конца честной, Ланкастер даже не собиралась пытаться. Ее делом было - провести здесь сорок восемь часов, а дальше решать проблемы по мере их поступления. И будь, что будет. И гори полицейское управление огнем, если они осмелятся причинить ей вред.
- А еще я могла бы стать частью истории в ту самую ночь, когда погибла моя семья, если бы Эдмунд не вытащил меня из полыхающего дома. А могла бы остаться немой девочкой, если бы он не нашел для меня нужных людей. А могла бы не иметь образования вовсе и прозябать в тени собственной глупости. А еще могла бы стать проституткой, наркодиллером. Могла бы быть одной из тысячи женщин, подвергающихся домашнему насилию и ненавидеть свою жизнь. Могла бы умереть под дозой где-нибудь в клубе на окраине города. Понимаете к чему я веду? - тоном светской беседы вопрошает Сибилл и усмехается, склонив голову к плечу. Она еще не устала, но уже утомилась. Утомилась объяснять очевидные вещи неочевидным людям. Ей больше не хочется всего этого. По-правде говоря, ей хочется домой, но очевидно, что отпускать ее никто не намерен. Очень-очень жаль. Дельный был совет. Зря они ему не последовали, - История не терпит сослагательного наклонения. И никогда не терпела. И Вы, конечно, не поверите в то, что я совершенно довольна собственной жизнью, но это так. А Вы своей?

0

13

Полу вздох, слегка прикрывает глаза, но все еще следит за девушкой сквозь ресницы.
«Интересно, как долго она сможет болтать вот так, без умолку? У нас впереди еще много времени. И нас двое. Мы будем уходить, делать перерывы, курить и пить кофе. А она будет только одна. Сидеть здесь и находиться в постоянном напряжении. Боясь выдать себя неосторожным словом или эмоцией. Она должна устать и вымотаться. Должна сдаться»,- внутри мужчины кипела твердая уверенность и решимость в его действиях. Время... Он совсем забыл о времени и о том, что у двух полицейских его слишком мало.
«Семья... Эх, детка, если бы я не осознавал всех рисков, которые могут быть, я бы не пошел в полицию. И уж тем более не стал бы дергать кота за яйца таким вот образом»,- задумчиво смотря на тлеющий уголек сигареты, Френк практически не слушал Сибилл. Она не говорила того, что он хотел слышать. Она вела пустую беседу о какой-то мнимой преданности, по сути никому не нужной. Люди слишком далеко отошли от животных, научились лгать и лицемерить, забыли об убийствах только в случае голода. Они воюют между собой ни за что, а просто ради удовольствия. Призрачного миража, который никогда не станет явью, никогда не напитается и не станет физически ощущаемым.
Льющийся, монотонный голос начал убаюкивать и, когда он резко оборвался, Ллойс поднял взгляд, в котором отражалось легкое недоумение.
- Ну, почему же. Поверю. Однако, как бы вы не рисовали в своем воображении ужасных копов, вы никогда не испытывали все это на собственной шкуре, а потому говорите так легко. Даже, если вы примете на себя эту тяжелую роль, дабы отвести подозрения от брата, я буду рад. Вы все же испытаете на себе то, о чем говорите так легко. И поверьте, в следующий раз вы больше не будете так опрометчиво и легко говорить, - с этими словами полицейский медленно тянется одной рукой и стряхивает на пол пепел, а второй едва заметно нажимает кнопку. Сигнал Дэвиду, чтобы он пришел. Френк, пожалуй, мог бы еще с ней поговорить. Например, за чашечкой чая на уютном диванчике близ горящего камина, опустив ноги в мягкий ворс ковра и наслаждаясь жаром огня. Но нет, они сидят в серой угловатой коробке, углы которой погружены в полумрак, а длинная лампа вдоль всего потолка мерзко потрескивает и мигает. Это не располагало для разговора по душам. Это был допрос и прочувствовать его атмосферу теперь предстояло Сибилл доподлинно.
Дверь распахнулась и вошел МакЛин. Как всегда, уверенный в себе и стойкой, с выражением "я_здесь_крутой_коп" на лице и дубинкой плотной, твердой резины. Видеть напарника было приятно, Ллойс даже хотел было улыбнуться, но сейчас для этого не время. Он изобразил легкое удивление на лице и вскинул брови.
- Что? Уже пора? Хорошо, - будто бы подневольный человек, Френк поднимается со своего места. Он не смотрит на Ланкастер, чтобы не давать ей шанса увидеть в его глазах поддержку. Пусть её мучает неопределенность. Пусть она не знает, когда полицейские снова сменятся. Пусть ей будет страшно, ведь именно ради этого они здесь и собрались.
Мужчина заходит за спину девушки и откидывается к стене, освобождая место своему коллеге.
- Знаешь, я, пожалуй, побуду тут. С вами. Кто-то должен будет тебя остановить, если ты увлечешься, - настойчиво и недовольно говорит, упираясь испытывающим взглядом в спину задержанной.

0

14

Дэвид сделал вид, что удивленно смотрит на наручные часы, что значит «уже»? В остальном его взгляд полон решимости работать.  Для начала он, как ни в чем не бывало, садится за стол и раскладывает бумажки. Кладет на стол дубинку, между собой и подозреваемой ставит диктофон – необязательная мера,  все итак фиксируется, но так создавался некий налет старомодности.
- Итак, - говорит он серьезно, - Как я уже представился, я – сержант МакЛин, Ваш дознаватель. Как обычно, Вы имеете право хранить молчание, любые Ваши слова или действия могут быть использованы против Вас. Вы имеете право… - дальше шло полное перечисление ее прав, которые она знала не хуже чем копы, - Вам понятно?
Затем последовало монотонное перечисление стандартных вопросов – имя, возраст, место работы, проживания, судимости и прочее.  Сержант выказывал завидную терпеливость и сдержанность, что уже можно было начать сомневаться в его роли в представлении.
Закончив с формальностями, он протянул ей бланк, который следовало подписать.
Теперь можно было начинать сам допрос, чем и занялся Дэвид, предварительно сняв пиджак и повесив его на спинку стула. Костюмчик у него был качественный, хоть и не новый, это было заметно. Белая рубашка была немного смята, из-за кобуры, но чистая. Он расстегнул пару пуговиц на шее и закатал рукава по локоть.
- Не хочется пачкать о грязную поверхность стола. – зачем-то пояснил он, обращаясь к Френку, который отошел в угол и уселся там, как в зрительском зале, развернув стул спинкой вперед.
- Итак, Вы являетесь родной сестрой Эдмунда Ланкастера. Известно ли Вам, каким видом деятельности занимается Ваш брат помимо строительства?
- Принимали ли Вы участие в его делах или делах лиц, чьи имена я перечислил?
- Что Вам известно о таких группировках как Bloods и ХЕЛЛЗ? С кем из этих организаций вы знакомы?
И еще целый ряд вопросов, на которые любой мало-мальски опытный нарушитель, знающий, что за ним нет никаких оплошностей, ответит грамотно. Что уж говорить об адвокате. Она сама диктует своим подзащитным как отвечать и отвечать ли вообще.
Зря Ллойс не пошел за своим кофе, который ждал его в соседней комнате.
Теперь, получив ожидаемые, но не удовлетворительные ответы на свои вопросы, Дэвид медленно отложил протокол в сторону и, чуть сдвинув брови, посмотрел на Сибилл. Воцарилась неприятная тишина, которая нарушалась слабым треском лампы на потолке.
Взгляд полицейского словно говорил: «Как меня задолбали эти невменяемые дамочки, которые держат нас за дураков».
Молчание лишь усиливало растущее напряжение. Он наклонился вперед, достал из оставленной на столе пачки сигарету (зачем доставать свои, когда напарник угощает?). Неторопливо прикурил, буравя Сибилл глазами сквозь густую серую дымку. Стряхнул пепел и отложил сигарету. Куда-то вдруг исчезла недавняя напускная вежливость. От него исходила некая угроза, которая пока еще не проявилась во всей красе.
- А теперь послушай меня, сука. – негромко, без явного намека на агрессию, произнес Дэйв, но нажим даже в этой фразе уже чувствовался отлично. – Мне, мягко говоря, насрать на твои права, принципы и идеалы. Мне вообще было бы на тебя насрать, но такой роскоши мне пока не видать. И у меня есть сотни методов заставить тебя сделать то, что нам нужно.
МакЛин ухмыльнулся и полез в карман.
- Знаешь что это? – он потряс перед ее лицом полиэтиленовым пакетиком с белым порошком, - конечно, знаешь, мать твою. Это дурь.
Дэйв кивнул, как бы убедившись, что информация принята собеседником.
Он открыл пакетик и высыпал порошок прямо на стол перед Сибилл.
- Представь себе, что определенное количество такого порошка обнаруживают в багажнике твоей машины, или, скажем, в твоей квартирке на Вашингтон авеню? – он досадливо цокает, мол, какая неприятность.
- Нет, конечно, все это при понятых, свидетелях, с оформлением, как положено, протоколов и подписей. Ну, ты  и сама понимаешь. – Дэйв разводит руками и сидит с таким видом, будто это все уже происходит в данное время, пока они тут разговаривают.
- Потом этот порошок идет на экспертизу. И вдруг – такое совпадение! Оказывается, что он из той же партии, что была недавно конфискована у железнодорожного депо. Тебе, блядь, известно о чем я! - с силой бьет рукой по столу, привлекая внимание, если то, вдруг рассеялось.
Он уверен, что девчонка в курсе о том, что пару недель назад полиция перехватила довольно крупную партию героина, перевозимую курьерами Bloods. К сожалению, раскрыть всю цепочку этого канала пока не удалось, но ребята из отдела над этим работали.
Он встает со своего места и начинает ходить кругами вокруг нее – старый метод подавления через разницу в уровнях. Ты сверху, она – снизу.
- Но подожди, это еще не все. – продолжает он, наклоняясь к ее уху со спины, -  Ты же у нас опытный адвокат, знаешь все тонкости судебного процесса. Сколько людей своего брата ты отмазала от тюрьмы? Не помнишь? А скольким бедняжкам ты не смогла помочь? - на лице МакЛина отобразилось наигранное сочувствие.
Наверное, именно фальшивое сочувствие испытывала мисс Ланкастер, когда проигрывала дело своих подзащитных-наркодилеров в суде.
Дэйв  наклонился и достал из принесенной им папки фотографию:
- Узнаешь? а?
Он переводил взгляд с фото на лицо Сибилл. На фотографии был черный парень,  лет двадцати.
- Это Мартин Дуэйн. Парень отправился в колонию, из-за того, что ты не выстроила линию защиты как нужно. Не знаю, может у тебя в то время месячные были? Или ноготь сломала? Но парню вкатили 17 лет. И он ох как зол на тебя!
МакЛин, не стесняясь, переворачивал причинно-следственные аргументы с ног на голову. Ведь он только начал развивать свою мысль. А спешка в этом деле не к чему. Нужно дать понять жертве, что он не побрезгует методами, а еще донести до нее, насколько он уверен в своей безнаказанности.
- И вот этот Мартин, и еще другие, подобные ему, вдруг появляются на суде и заявляют, что оказывается они и от тебя получали дурь для продажи.  И поверь, не только ты умеешь извращать законы в свою пользу, и не только под твою дудку пляшут присяжные. Ну а дальше, сама знаешь – тебе дадут срок, а в колонии тебя будут ждать милые телки, под одну из которых ты прогнешься, и будешь вылизывать ей, пока язык не сотрется,  уж я позабочусь об этом. Но до этого мы устроим тебе репетицию в лицах в сегодняшнем обезьяннике. Они ждут не дождутся таких нежных цветочков, как ты.
Он дает ей время переварить обрисованную перспективу. Пусть, пусть представляет. Это только начало.

0

15

Сорок восемь часов - не такой долгий срок. Единственная мысль, за которую цеплялась Сибилл всеми силами, что еще были в ней и что не покинут ее достаточно долго, если она будет вести себя так, как уже продумала. Она не понаслышке знала, что могут значить двое суток для несправедливо обвиненных, она не понаслышке знала, во что вляпалась благодаря ли собственной неосторожности, или чьей-то злой, но очень точно направленной воле. Фантазия в красках расписывала все вероятные перспективы и Сибилл не могла поделать с этим ровным счетом ничего - не помогало ни здравое юридическое мышление, ни слепая уверенность в том, что сестру Ланкастера тронуть не посмеют, просто опасаясь последствий, а в том, что Эдмунд будет не просто зол, а в бешенстве - девушка не сомневалась ни единой секунды. И все же на задворках сознания легким ледяным налетом образовывался страх. Она пыталась избавиться от этого паршивого чувства, она пыталась держать себя в руках, потому что понимала, что стоит на секунду отвлечься на собственные слабости и непременно произойдет оплошность, которая может стоить ей нескольких лет в тюрьме, а брату и того больше. И это был плохой исход, плохая идея, плохая работа. А Сибилл привыкла быть профессионалом, пусть даже от попеременных вспышек ужаса мыслить последовательно и разумно становилось все сложнее. И кроме того, ей нужно было быть правдивой хотя бы с самой собой. Она понятия не имела, на что могут решиться копы и как далеко зайдет их желание что-то узнать о bloods и их деятельности. От этого зависело многое. От этого зависело почти все и оценивать вероятности, в сущности - все, что оставалось Ланкастер, которая поразительно неудобно ощущала себя на этом треклятом стуле, на котором, по-хорошему, ей никогда не следовало бы оказываться. Она слушает вошедшего копа внимательно, спокойно и без лишних телодвижений, изредка поднимая на него глаза и заученно, предельно вежливо улыбаясь, тем не менее ощущая, что вместе со страхом к горлу подкатывает неприятное отвращение. То ли с непривычки, то ли из избалованности рафинированным обществом. Поведение мужчины логично, но так вульгарно, что местами Сибилл кривит губы - демонстративно, вызывающе, жестоко. Знает, что зря, но точно так же понимает, что если сейчас же не переключит себя со страха на гнев, отвращение или любую другую эмоцию - дело проиграно, не успев толком и начаться.
- Помимо строительства? - Ланкастер в удивлении изгибает бровь и задумчиво вертит в руках ручку, рассматривая первую страницу протокола. Никаких ошибок здесь быть не может, разумеется, но прагматичная, почти жесткая юридическая натура берет верх - Сибилл скользит глазами по словам, убеждаясь в том, что никаких искажений здесь нет, - Да, конечно, - она делает короткую паузу и подписывает первую страницу документа, хотя вообще-то прекрасно знает, что имеет полное право не делать даже этого без своего адвоката, - Собирается открыть ресторан на побережье - давняя мечта, сами понимаете, - расплывается в гадкой ухмылке, все еще пытаясь пробить пелену страха чем-то более сильным, чем-то более значимым, - Принимала. Только вчера составляла договор на оказание строительных услуг частному лицу. А о группировках слышу впервые. Законопослушные граждане США о таких вещах узнают только из газет, вы, наверное, и сами это знаете? - Сибилл выдыхает и откладывает ручку и бумагу, поднимая тяжелый темный взор на мужчину, расхаживающему по комнате. По-правде говоря, ей было бы удобнее, сядь он напротив, но такова была элементарная техника допроса - давление любыми возможными способами. И Ланкастер не могла против этого протестовать, - Скажите, а полицейское управление совсем не считается с главным достижением демократии? Презумпция невиновности совсем ничего не значит для Вас, заведомо называющего моего брата преступником, хотя он ни единого раза не был признан таковым судом? - в голове щелкает. Вот оно. Вот то, за что следует зацепиться. Повадки адвоката дают о себе знать и Сибилл невольно выплывает на почву, которая ей ближе всего и хотя прекрасно понимает, что это ничего не значит для полицейских - этой почвы должно хватить, чтобы гнуть свою линию последующие сорок восемь часов, сколько бы попыток ее запугать ни было предпринято. А возможно она просто переоценивает собственные возможности и все будет совсем иначе. Но на сомнения не было ни сил, ни времени, - Что это такое, я знаю. А Вы знаете статистику при попытке фальсификации и подлога? - Сибилл усмехается, упираясь взглядом в стол и барабаня по нему тонкими пальцами, - Девяноста процентов таких дел не проходят. Знаете почему? Вам знакомы такие слова как "отпечатки пальцев", "криминалистическая экспертиза наркотических средств", "химическая экспертиза", "микробиологическая экспертиза"? Если Вы не проводили время со шпаной на улице вместо того, чтобы посещать занятия в полицейской академии, то, конечно, знакомы. Так вот для того, чтобы доказать, что я действительно имела отношение к наркотикам, Вам будет необходимо сделать так, чтобы на упаковке оказались мои отпечатки пальцев. А криминалистическая экспертиза должна будет показать, что наркотики и впрямь из той самой партии. Химическая экспертиза, разумеется, определит само вещество, а вот микробиологическая попытается доказать, что элементы этого вещества есть на моей одежде, коже, а быть может, и у меня в крови. Вы знаете хоть одного наркодиллера, который не принимает наркотики сам? Я - нет, - Сибилл говорит с такой уверенностью в голосе, что усомниться в ее словах сложно, пусть даже она хорошо понимает, что если посадить ее захотят не только эти копы, но и люди выше, то им предстоит нешуточное противостояние. Но проблема была в том, что Ланкастер даже не знала, кто в самом деле против нее играет. Она била наугад - нагло, дерзко и непозволительно легко. Знала, что это приведет к катастрофе. И боялась, видит Бог, боялась как обыкновенная девушка в тяжелой для нее ситуации. Но просто знала, что не может сейчас отступиться, знала, что не может предать себя и брата и это осознание давалось ей тяжело, но даже мысли о том, чтобы сдаться не было. Сорок восемь часов грозились показаться целой вечностью. Но такова была жестокая реальность бытия сестры преступного лидера. И Сибилл с этим примирилась, - Конечно. Уйдут месяцы на то, чтобы доказать, что я невиновна - пострадает моя репутация, мои нервы и моя карьера, пострадают близкие мне люди, пострадаю я сама и Вы получите моральное удовлетворение, но никак результатов. Признаюсь честно, я прогуливала много занятий по технике допроса и криминалистике, но с общими методами я все равно знакома. Запугивайте кого-нибудь другого, - Сибилл спокойна и в ее голосе нет угрозы, но в момент, когда она поднимается на ноги, интонации как-то непривычно меняются. Ланкастер впервые за все время ощущает не страх, сомнения и гнет судьбы, а раздражение почти близкое к бешенству. От его поведения, от его попытки надавить, даже от его грязной речи, - И начинайте молиться уже прямо сейчас, - против обыкновения усмешки на губах не возникает, Сибилл делает пару шагов по направлению к мужчине, равняется с ним и кладет тонкую ладонь ему на плечо, до неприличия сильно сжимая, вставая на носочки, тянется к его уху и чуть слышно продолжает, - Вы ведь знаете, что бывает с теми, кто безосновательно угрожает девушкам, у которых есть надежные тылы. И Вы ведь знаете, что он сделает с Вами, когда я отсюда выйду и дрожащим голоском пожалуюсь на жестокое обращение. И знаете, чем Вам это грозит. Например тем, что описанная перспектива станет вполне реальной для Вас и для Вашего дружка. Вы ведь считаетесь только с силой? Вам ее продемонстрируют во всей красе, - Ланкастер отходит от мужчины и в это же мгновение чувствует как силы покидают ее, вновь уступая место леденящему дух страху. Но она не жалеет о сказанном, а для полноты картины оборачивается и смотрит на мужчину, - Я о силе закона, разумеется. Вы ведь не думаете, что обойдетесь моим молчаливым недовольством, когда я выйду отсюда? Жалобы, служебные проверки Вашего профессионализма, компетентности и законности Ваших действий - меньшее из того, что Вас ждет, - Сибилл опускается обратно за отведенное ей место, закрывает глаза и шумно выдыхает, не скрывая своих чувств, - Я хочу видеть своего адвоката. И я хочу воспользоваться правом звонка.

0

16

Стоять около стенки оказалось не так удобно, как казалось.  Оглядевшись, Френк ловко выудил стул, поставил его спинкой вперед и перекинул ногу через сидение, оказываясь задом наперед. Теперь, сидя в уголке, он мог видеть мисс Ланкастер чуть в профиль, следить за её меняющимся настроением и эмоциями на лице и в то же время не выдавать своего местоположения. Не давать поймать себя в фокус.
Наконец, Дэвид заговорил и Ллойс обратился в слух и зрение. Ему было важно понять о чем думает эта девчонка и насколько сильно её убеждение в "непоколебимости кровных уз". МакЛин заполнил все документы, передал их для ознакомления Сибилл, та вскоре подтвердила их подлинность и они начали допрос. Заметив, как напарник нагло закурил его сигаретами, Френк поморщился.
«Ну и чего я их, спрашивается, не забрал?» - совсем беззлобно подумал мужчина и тут же забыл об этом, ведь зрелище перед ним обещало разгореться из небольшого костерка во всепоглощающий пожар.
На секунду, Френку показалось, что Дэвид и в правду готов накинуться на девушку и разорвать её на части. Но, он быстро откинул эти мысли, веря в крайний профессионализм коллеги и его актерское искусство.
«Нет уж, главное, чтобы он действительно не заигрался. И чтобы наше представление не переросло во что-то большое» - мужчина невольно подумал о том, что может произойти, если друг действительно потеряет контроль и перейдет от пустых угроз, сотрясающих воздух, к делу.
Дэвид кружит, давит морально и психологически на юного адвоката.
«Все правильно, все верно. Так и должно быть. Нужно поскорее усыпить совесть»,- неприятные мысли кружили в голове, словно падальщики, слетевшиеся на будущий труп мисс Ланкастер. А ведь она грозила им стать, если бы не прекратила вести себя столь вольготно.
«Ох, глупенькая девочка... Неужели она думает, что мы не сможем доказать её вину. Легкий удар по голове и она в отключке, а кое-кто аккуратненько подпихивает порошочек ей под ногти в доказательство... Хотя стоп, какие доказательства»,- Френк даже весело усмехнулся, заслышав слова девушки о наркоманах наркодиллерах.
«Узкий же у вас круг общения, милая. Ни один, уважающий себя, наркодиллер не станет пробовать свою дурь. Ведь он может наглядно, по своим клиентам определить степень рисков. Да и какой босс захочет доверять нарику, готовому продать тебя за дозу. Ох, глупенькая девочка»,- все это Ллойс хотел высказать вслух, вставить свои пять центов, как говорится. Но он не мог. В этом спектакле ему выпала совершенно иная роль. Он должен молчать и лишь подыгрывать ей. Он должен сыграть хорошего, примерно копа, работающего по правилам и сажающего за решетку именно преступников.
- Ну-ну, мисс, - мужчина резко поднялся со стула, когда Сибилл вдруг решила поиграть и поднялась со своего места, дабы продолжить перепалку с Дэвидом. Этот её жест заставил напрячься, ведь в ту же секунду напарник мог просто сломать её руку, так легко лежащую на его плече.
- Мисс Ланкастер, - встрял "добрый" полицейский, подходя к парочке и желая сгладить их напряжение,- Вы же понимаете, что мой напарник не серьезно. Он немного на взводе и не очень рад перспективе того, что ему придется провести здесь всю ночь и следующий день. Так же, он не очень рад, что и вам придется здесь сидеть. Поверьте, вашего заключения не хочет никто. Вы знаете, кто нам нужен. И вы знаете, где мы может его или может быть их найти,- мужчина указывает на фотографии, которые ранее показывал Дэвид. Френк говорит спокойно, не заискивающе, но видно, что он хочет сгладить конфликт, что ему даром не нужны эти перепалки.
И несмотря на то, что это была всего лишь роль, и почти каждое из этих слов было продумано обоими напарниками заранее, выглядел Ллойс очень натурально, не подкопаешься. Легкий поворот головы в сторону МакЛина. Своеобразный знак того, что пора переходить к делу чуть более серьезно. А это означало лишь одно, скоро начнется настоящее веселье. Веселье, которого порою так не хватает в полицейском управлении.
«Ничего, кареглазая. Мы заставим тебя говорить. Может быть не сразу, может быть это будет к концу твоего заключения. Но ты настолько устанешь, что просто не будешь помнить себя от усталости. Потеряешь счет времени и будешь умолять нас выпустить тебя отсюда»,- коварство, не та черта, что была присуща Френку. Однако, мужчина был в достаточной мере мстительным, чтобы прощать смазливым девочкам их мимолетные ошибки. В чем была ошибка Сибилл? В том, что она избрала именно этот путь, будучи сестрой главы группировки. Живи она себе тихонечко под прикрытием банды и не высовывайся. Покупай дорогие тачки, получай образование. И никто и бы пальцем тебя не тронул, ведь ты не в ответе за то, что натворили твои родственники. Но мисс Ланкастер избрала иной путь. Она решил показать, именно показать, а не являться таковой, что она законопослушная гражданка. Решила пустить пыль в глаза системе, решила подергать за хвост спящего тигра, рискуя лишиться чего-нибудь очень ценного. И она этого лишится. Непременно лишится, как пить дать. Ведь безнаказанно нервировать зверя не стоит, даже если он в обременительной законами клетке.

0

17

Когда девчонка находит в себе силы подорваться, Дэвид все еще смотрит на нее с высоты своих метр-девяносто. Но этот ее порыв о многом говорит и ему, и Ллойсу. Она не такая уж и льдышка, ее задевает происходящее довольно глубоко. Она что-то пылко говорит про пальчики, про экспертизу. Кому она пытается что-то доказать? Ему, МакЛину? Или Ллойсу? С какой наивной планеты она здесь оказалась? Похоже, ее адвокатские успехи были чистым везением и только. Конечно, и ежу понятно, что за нее вступятся и угрозы ее не совсем пустышки. Но, детка, сними розовые очки. Для того мы тут и находимся, чтобы дать тебе шанс избежать всей этой неприятной истории еще до того, как она начнется.
- Адвоката?! – рявкает Дэйв, - Ну конечно! Адвоката! Ты слышал, Ллойс? Ей нужен адвокат!
Он оттесняет напарника, «пытающегося» сгладить ситуацию и оказывается возле Сибилл, которая собирается снова сесть. Но он ей не дает, попросту схватив девушку за волосы в районе затылка и заставляя ее заново оказаться на ногах. Но теперь только не полностью, а полусогнутых. Держит, как дикую кошку держат за загривок, чтобы та не достала своими коготками, как бы не пыталась извернуться. Он запрокидывает ее голову так, чтобы она смотрела ему в глаза, чтобы он видел, каждый мускул на ее лице.
- Как только здесь окажется еще кто-то, кроме тебя, я вкачу тебе обвинение, да такое, о каком ты в своей жалкой практике даже и не слышала. И доказательства, поверь, тебя неприятно удивят.
Он протягивает свободную руку к столу, сгребает высыпанный героин и "умывает" им лицо девушки, впихивая порошок ей в рот. - Жри, мразь. - рычит он, и встряхивает девушку, - Ты все еще хочешь адвоката?!
МакЛин выбивает ногой из под девушки стул и перехватывает под локоть. Стул с грохотом отлетает к стене.
- Сейчас я покажу тебе адвоката! – МакЛин, не обращая внимания на напарника, тащит Сибилл из допросной.
Они быстро идут по длинным пустым коридорам – ведь уже ночь, и только дежурные офицеры сейчас находятся в участке. Они переходят в соседнее крыло, причем Дэвид шагает широко и быстро, что девушка едва поспевает за ним, а он тянет ее за собой, крепко удерживая. Наконец, они доходят до нужной двери, на которой среди прочих слов Сибилл успевает заметить слово: «морг».
Сержант проводит карточкой доступа и замок открывается. Они проходят в небольшую комнатку со стеклянной стеной. Дэйв подводит Сибилл к стеклу. По другую сторону – каталка, на которой лежит чей-то труп. Возле каталки пожилая женщина и дежурный офицер приподнял накрывающую тело простынь. Вечернее опознание. Лицо женщины исказилось болью, она едва не потеряла равновесие, но офицер успел подхватить ее и вывести из комнаты. Проходя мимо Дэвида и Сибилл, женщина бросила на них потерянный взгляд и пошла дальше. А МакЛин, решив довести задуманное до конца, подтолкнул Сибилл в холодильную комнату с трупом.
Он стянул ткань с тела, теперь уже полностью. На каталке лежала девушка, возраст которой было сложно определить, так как тело было слегка распухшим,  желтоватым, с темными пятнами, с некрасивыми шрамами и не успевшими затянутся порезами по всей поверхности. Несмотря на пониженную температуру в комнате, запах от трупа шел удушающий и тошнотворный.
- Знакомься, это Дороти, - невозмутимо сказал Дэвид, - ей шестнадцать. Планировала пойти учиться на юриста и стать адвокатом. Год назад была похищена работорговцами.  Умерла от передозировки героином несколько дней назад. Сегодня ее нашли в мусорном баке жилого дома. Экспертиза показала беспорядочные сексуальные связи, многочисленные травмы тканей и органов, в том числе и гениталий, завидный букет инфекций. Не правда ли, стремительный карьерный рост у девочки? Вот тебе и адвокат, очень дорогой адвокат. На таких, как она обогащается твой брат и его друзья, а ты их в этом покрываешь.
МакЛин в упор смотрел на Сибилл и в этот момент по-настоящему ненавидел ее.  Как она там говорила Френку недавно? Что она благодарна своей семье за то, что она не проститутка, не наркоманка и не жертва насилия? Что она довольна своей жизнью? Жизнью, построенной на несостоявшихся жизнях других людей. И она смеет этим гордиться? Девчонка, которая выросла на эгоизме своих родных, впитала его с материнским молоком и продолжает пестовать его в себе. Когда уличный воришка стащил бумажник в метро, чтобы прокормить больную мать – это еще Дэвид понимал, хотя и осуждал. Когда молодая девица идет торговать своим телом, потому что верит, что однажды так найдет своего таинственного покровителя – это еще Дэвид допускал, хотя и считал глупостью. Когда жалкий чинуша берет сто баксов за списание штрафов – это Дэвид признавал, хотя и считал это слабостью. Но стоящая перед ним молодая, красивая, здоровая и, самое важное, умная женщина не находила никакого отклика в его душе, кроме презрения.
Сейчас он не удерживал ее, видя, что она побледнела. Пусть  проблюется в раковину, если нужно. От такого зрелища не каждый мужчина будет в порядке.
Сейчас они были одни здесь, Дэвид знал, что Ллойс не пойдет за ними. Пока не пойдет. И у него есть еще время сделать так, чтобы она ему поверила. И она поверит. Он уже раскусил ее. Она поверит в его ненависть, в его неадекватность и вседозволенность. Она может угрожать ему, как угодно и чем угодно. Не она первая, не она последняя.  Как бы то ни было, назад уже пути нет.

0

18

Сколько прошло времени? Этот вопрос впервые казался настолько значимым, что Ланкастер готова была биться в истерике ради того, чтобы у нее на запястье оказались наручные часы. Но ничего подобного не было, по ощущениям прошли уже сутки, но судить об этом в чертовой комнатушке было невозможным. И Сибилл слукавила бы, если бы сказала, что эти минуты и часы даются ей с завидной легкостью, с какой должны даваться адвокату и юристу вообще. Она ведь тысячу раз это проходила, она ведь тысячу раз видела это в теории, в своем Оксфорде, где ее учили профессионалы и никто кроме безупречных профессионалов, она ведь тысячу раз различала и наблюдала это на практике, когда вела очередное дело своего клиента и убеждала его в том, что они непременно победят, а полицейское управление пойдет ко всем чертям со своими претензиями и нападками. И она даже не единожды слышала рассказы о том, какие методы применяют при допросах не просто в США, но даже в самом Майами. Верила ли? Да. Задумывалась ли? Никогда, разумно полагая, что в цивилизованной стране, если подобное и происходит, то только не с ее клиентами и не с нею самой. Ланкастер повезло. Повезло быть адвокатом, который касался всей грязи уголовного процесса только со стороны наблюдателя и защитника. Строить линию защиты, читая бумажки и лишь изредка оказываясь на вполне себе цивильных встречах с доверителем незадолго до суда - все это было легко, все это было несоизмеримо просто по сравнению с тем, что происходило сейчас. С нее не сняли розовые очки - с нее их содрали вместе с кожей и Сибилл ощущала такую панику, которую нельзя описать и нельзя сымитировать. Она говорила о юридических догмах, о законе, о своих правах, но видела, что ничего из этого здесь не имеет значения. Они не хотят соблюдать закон - вероятно, для этого у них есть свои причины. И не хотят считаться с ее правами, с ее желаниями и ее устремлениями, вполне вмещающимися в рамки кодексов, конституции и поправок. А это было ее единственное оружие. Единственное, помимо хорошо поставленной речи и жесткого рационального мышления, которое все еще отрицало вероятность того, что здесь ей решатся причинить реальный вред. Этого не могло быть. В ее идеальной правовой вселенной в США не запугивают, не применяют насилия и всегда считаются с законами. По крайней мере те, кто этот закон представляет. Хотя, в сущности, с какой стати? Как система может бороться с элементами, не считающимися ни с какими правилами, если сама будет играть только в соответствии с ограничениями? И кто вообще сказал, что подобное поведение не допустимо, когда речь шла о преступниках, коим Сибилл не являлась, но которых она всегда упрямо и целенаправленно прикрывала? Можно было бы поразмыслить об этом на досуге, но именно сейчас девушка теряла гораздо большее, чем самообладание. Она теряла свою уверенность в том, что весь этот чертов допрос, дурацкая фикция так и останутся просто попыткой давления на нее. Попыткой, которая согласно написанному в оксфордских кафедральных учебниках так и не достигнет своей цели, если только Сибилл сможет выдержать этот удар достойно. Но о каком, черт побери, достоинстве могла идти речь, если ее уже трясло от одного вида двоих мерзавцев и от слов Френка, который, кажется, даже не пытался угрожать или ломать ее, но точно играл в свои грязные игры, суть которых Сибилл понять было не дано. Она хотела бы плюнуть им обоим в лицо, надменно вздернуть подбородок и скривить губы, но страх парализовывал, а инстинкт самосохранения кричал, надрывался о том, что нужно сделать, что угодно, лишь бы избежать дальнейшего развития ситуации. Или по крайней мере нужно было потянуть время. Сколько сможет. Ведь это было одним из главных принципов - протянуть столько времени, сколько сможешь, а потом тебя отпустят. Так ведь написано в учебнике. Так ведь написано в законе. Они же не могли им пренебречь, правда, ведь не могли же, дьявол побери все это полицейское управление и гребаных копов?
- Если моего заключения никто не хочет - отпустите меня. Я уже говорила об этом, - мнится, Сибилл хотела сказать что-то еще. Такое же высокомерное, наглое и мерзкое, что ей самой становилось не по себе, но она не успевает открыть рта и даже опуститься на стул, оказываясь в весьма незавидном положении, настолько незавидном, что на короткое мгновение от боли и очередной порции страха теряет дар речи. Только тыльной стороной ладони стирает с лица наркотики, боясь вдохнуть и потерять чувство реальности, точно так же опасаясь и того, что будет дальше. Ланкастер чувствует как ее трясет - ощутимо, нескрываемо, почти как в лихорадке и она не в силах упираться, когда ее выводят из комнаты допросов. Да и зачем тратить силы на то, что все равно в итоге окажется под властью копов? Здесь Сибилл была в ощутимом, значительном меньшинстве, но она уже поклялась себе, что если ее не защищает закон - защитит bloods и ублюдки все равно будут плеваться кровью за то, что делают. Но прежде ей нужно было сжать зубы и молчать - что бы они ни делали молчать и следовать исходной линии. Она ни в чем не виновата и ничего не знает о делах брата. Кажется, что это так легко. Но оказывается так трудно даже в моменты, когда Сибилл едва не спотыкаясь поспевает за МакЛином - куда? - девушка ничего не знает и ожидание напрягает ее больше всего. Морг - меньшее из того, что ожидала Ланкастер, оказываясь перед почти душераздирающей сценой. Что? Какого дьявола? Он и впрямь думал, что опознание и чувства чьей-то родственницы заставят Ланкастер ощутить вину и сдать брата и его сторонников? Слишком просто. Слишком просто и такого не может быть. Сибилл замирает и ждет, меньше всего, разумеется, желая оказываться рядом с неприглядным уже издалека трупом. Чьим? Ей наплевать. У Ланкастер было плохо с патологической анатомией еще со времен четвертого курса и созерцать чужие тела ей не с руки. Но выбора МакЛин ей не оставил. Сохраняя остатки разума и самообладания, Сибилл идет за ним без сопротивления и вдыхает за мгновение до того как ткань оказывается на полу. Девушка отшатывается машинально - от запаха, от вида, от собственного отвращения. Сейчас Ланкастер не находит в себе сил изображать безупречного профессионала - тошнота резко подкатившая к горлу и, кажется, весьма ощутимое головокружение одолевают ее в мгновение. Сибилл едва держится на ногах, слушая сержанта весьма посредственно и пропуская половину того, что он говорит мимо ушей. Зачем он притащил ее сюда? Пристыдить? Показать, чем занимается ее брат и вызвать к этому отвращение? Какой-то странно банальный и почти наивный ход. Ланкастер была дочерью и сестрой преступных элементов. Она выросла среди этого и если не видела сама, то уж точно хорошо представляла, чем занимаются  мужчины ее семьи. В их занятиях она не видела романтики из баек про Бонни и Клайда и совершенно точно не отождествляла их образы с образом Робина Гуда или Бог знает кого еще. И быть может, стой вопрос несколько иначе, Ланкастер бы отказалась от всего, уехала, избежала нынешних обстоятельств, но только брат и память об ушедшей семье ей все равно были дороже. О семье, которая за деятельность Лестера в пожаре расплатилась сполна. И Сибилл не испытывала совершенно никакого чувства стыда или сомнений. Труп девушки с чудовищной судьбой? Что ж, чертовому ублюдку следовало посмотреть на труп младшего брата Сибилл, десятилетнего школьника, получившего шесть пуль перед тем как сгореть в огне. В архиве ведь наверняка есть фотографии. Жаль только, девушка не может вот так же притащить его туда за волосы и тыкать лицом в нераскрытое дело Ланкастеров. Паршивая правда была в том, что стоя перед телом этой самой Дороти, Сибилл не чувствовала ровным счетом ничего нового кроме отвращения - физического и никак не связанного с ее душевным состоянием или какими-то позывами справедливости в отношении брата. И если за это ее нужно было судить - пусть будет так. Если же это была угроза или попытка намекнуть на безрадостное будущее - Ланкастер запомнит. На всякий случай. Сейчас же, едва рука копа отпускает ее, девушка стремительно подлетает к раковине, больше не в силах сдерживать свою тошноту. Еще одно проявление слабости, но Сибилл не может даже думать об этом, потому что ее колотит так сильно, что дрожат и руки, которые она тщательно моет под струей ледяной воды, словно бы это поможет смыть с нее последние часы и ее чувства, моет, выливая на них антисептик, скорее для того, чтобы дать себе короткие мгновения, чтобы прийти в себя, а не для чего-то другого. Холодной же водой полощет рот и умывает лицо, прежде чем повернуть кран, но остаться стоять, опираясь о раковину, - Сочувствую Дороти, - глухо произносит Сибилл, без тени иронии или цинизма в голосе. Она все еще чувствует себя отвратительно, но борется со слабостью и головокружением, потому что сейчас было самое неподходящее время для того, чтобы лишиться чувств, - Кажется, столько же было и мне, когда с руин нашей виллы вынесли тела моих отца и матери и двух братьев. Младшему, кстати, было десять. И, мнится, вашему управлению доверили расследовать дело, закрытое год спустя без единой зацепки. Теперь справедливость кажется Вам восстановленной, или Вы хотите убить еще и меня и моего брата, чтобы почувствовать себя праведником? - ее голос лишен интонаций, Сибилл даже не надеется на то, что ее поймут. Делает глубокий вдох, выпрямляется и скрещивает руки на груди, занимая защитную позицию словно бы в страхе перед чем-то еще более отвратительным, - Вы можете делать со мной все, что Вам заблагорассудится - я уже поняла, что это правда, - голос дрожит, но Сибилл пытается быть твердой, - И я знаю, что сколько бы ни храбрилась - Ваших средств и полномочий будет достаточно для того, чтобы добиться от меня признания в чем угодно, в этом Вам тоже не откажешь, - Ланкастер опускает глаза в пол и тихо продолжает, - Но что бы Вы ни заставили меня сейчас сказать и под чем бы ни заставили меня подписаться, я выйду отсюда и напишу жалобу, обращусь в компетентные органы, если будет нужно - засвидетельствую следы насилия. Вам ничего не будет, раз Вы сейчас позволяете себе такое. Это мне тоже совершенно ясно. Но бумаги примут. И на суде я буду давить на то, что показания даны под физическим и психологическим принуждением. Доказательства такого рода все равно признают недопустимыми. Быть может, Вас и Вашего коллегу и не накажут. Но мои слова станут пустым звуком. И что бы Вы сейчас ни сделали - противодействовать мне в этом Вы никак не сможете, сколько бы мнимой власти в Ваших руках ни было.

0

19

Как и ожидалось, Дэвид довольно грубо его отпихивает плечом и вновь налетает на девушку, словно коршун на лебедя. Сегодня, напарнику выдалась тяжелая роль. Ему придется играть много ненависти и гнева. Ему придется заставить эту девчонку бояться. Роль Френка, конечно, тоже не завидна. Ведь удержать в себе рвущийся поток ярости довольно сложно. Но он вынужден молчать. С его молчаливого согласия и дальше будут происходить бесчинства.
МакЛин хватает Сибилл за волосы и умывает в порошке. Ллойс недовольно сглатывает, понимая, что ценный порошочек сыплется просто так, мимо кассы. Он сжимает руку, но все еще стоит в стороне и участливо смотрит на девушку, а порою и ей в глаза. Его взгляд говорит, нет, он кричит: Одумайся, сдайся! Этот парень не отступится.
Но Ланкастер все так же упирается и не хочет говорить о том, что нужно полицейским. Дэвид взбешен. Его чувства передаются Френку и уже "добряк" готов рвать и метать, унижать и поливать грязью мелкую нахалку.
Резкий шум, стул ударяется о стену с грохотом, вызывая легкое недоумение на лице полицейского. Он не любит шум, а потому морщится. Но он понимает, что это нужно для дела. Нужно подавить чувства девчонки.
Вскоре парочка удаляется из допросной. Френк не пойдет за ними. Он знает куда они пойдут, помнит тело девушки, которую привезли вечером. Уже тогда её вид нельзя было назвать приятным, а уж что сделалось сейчас, за пару часов разложения и гниения, можно было представить легко.
Ллойс передергивает плечами, поднимает стул и усаживается, закидывая ноги на стол и вновь закуривая. Он сверлит взглядом потолок и раздумывает о том, что будет дальше. Какова будет реакция Сибилл, что она скажет и что будет делать.
«Тронет ли тебя чужая беда, детка? Ведь только недавно ты сама пыталась надавить мне на жалость. Показать, какое великое дело ты делаешь, защищая подонков и мразей, освобождая их от законного наказания. Ты так тщательно прикрываешься законом, ведь ты действительно не виновна. А что насчет тех, кто совершает убийства и насилия? Почему же ты защищаешь их, вляпываясь по самые уши. Твоя беда не трогает меня, потому что твоя семья поплатилась за черные делишки, потому что такие как ты слишком долго оберегали её от тюрьмы. Надеюсь, ты подумаешь, что станет с твоим братом и не дай бог с твоими детьми, если таковые когда-нибудь появятся, когда вместо правосудия до всех вас доберется противоположная банда. Ох, девочка. Ты затеяла игру, которая явно тебе не по зубам»,- размышления мужчины никуда его не заводили. Он лишь вел мысленный монолог с мисс Ланкастер, которая в данный момент самозабвенно блевала в раковину, подкошенная собственными нервами и страхом.
Френк не был садистом, а потому смотреть ему на это зрелище не очень хотелось. Хотя, он мог честно признаться себе, что осознание измывательств над девушкой приносили ему доподлинное удовольствие. Ему было приятно знать, что наконец-таки эта девица побывает в шкуре своих клиентов, почувствует настоящее моральное давление.
«Только прошу, Дэвид, не наделай ей синяков! Потом придется перед Дэном оправдываться, а этого ох как не хочется. Не перестарайся»,- думает Ллойс, находясь в приятном, томительном ожидании и оставаясь в комнате допросов. Он ждет, пока двое вернутся и он уловит в глазах напарника то, что ему нужно: сдалась или нет?

0

20

Кажется, что она сдается, вот только не совсем так, как этого хочется Дэйву. Это больше похоже на смирение, чем на попытку найти выход. С другой стороны – безнадежность лучший друг внезапно предложенной помощи. Ведь именно этого они добиваются.
МакЛин терпеливо ждет, пока все съеденное на ужин девчонкой оказывается в раковине.
«Как бы на утро не забило канализацию» - немного раздосадовано думает он,  обходя труп кругом и оказываясь позади Сибилл.
Вот она, неприступная, неустрашимая Сибилл Ланкастер. Перспектива попасть за решетку ее не пугает, она выдержит, стерпит, а там, глядишь, и под залог выпустят. Как же ненавидел Дэвид эти залоги! Носишься, ищешь, вынюхиваешь, ловишь, а эти твари платят залог и смеются потом тебе в лицо,  и, вместо того, чтобы поджав хвост забиться в угол, продолжают заниматься тем, чем занимались.
И Сибилл отлично знает все перспективы. Она ничего не боится? Сильная духом? Но так ли это на самом деле? Он оглядывает ее фигуру, наклоненную над раковиной, бесцеремонно шаря глазами по складкам ее синего платья. Наконец, она находит силы выпрямиться и повернуться к нему лицом. Выглядит она жалко, несмотря на все свои старания сохранить достоинство. Но это ненадолго. Она переходит от слезоточивых историй о своем прошлом к прямым угрозам о его будущем. Ему смешно, но он не смеется. Он разглядывает ее. Полицейский слишком близко к ней, да и сил, чтобы сопротивляться у нее уже явно нет, хотя силу он к ней почти и не применял. МакЛин вспоминает обычные методы с подозреваемыми-мужчинами. И чего он так церемонится с этой девицей?
Рука Дэвида ложится ей на живот и начинает ползти вверх, слегка задирая мягкую ткань платья за собой и обнажая стройные ноги еще больше. Девушка непроизвольно дергается от такой наглости.  А МакЛин смотрит ей в лицо и с удовлетворением видит, как наливаются нездоровым румянцем ее щеки, как горит негодованием ее взгляд, как плотно сжаты ее губы.
«Да, милая, это называется, унижение. Но не такое, какое ты готова терпеть ради своих принципов. Оно другое, совсем другое…» - он прищуривает глаза, а затем резко разворачивает  ее обратно к зловонной раковине и нагибает раком, фиксируя руку на шее. Теперь она невольно вынуждена упереться руками в стену, чтобы не окунуться лицом в остатки собственной рвоты. Она не видит того, что он собирается сделать – он крепко удерживает ее в таком положении даже одной рукой. Второй рукой он грубо задирает ей платье,  обнажая бедра и упругий зад в дорогом белье. Она чувствует, как он проходит ладонью по ее теплой и гладкой коже. Даже чувствует, что подушечки его пальцев немного шершавые и огрубевшие.
- Таких, как ты и твой брат нужно уничтожать. Ты думаешь, мне нужно, чтобы ты с нами сотрудничала? Чтобы вывела нас на своего братца? Неет! Это нужно моему шефу и моему напарнику Ллойсу, но не мне. Нет... - повторил он еще раз и кажется, что окончательно теряет контроль над собой.
- Ты думаешь, что готова пожертвовать собой, жизнью ради своего брата? Конечно, семейные узы самые сильные. Но ведь и он тебя наверняка любит. Ведь ты – единственное, что у него осталось от семьи после того, как ваших родных забили как скотов в собственном доме свои же партнеры по бизнесу. Ты – его слабое место, а потому я сделаю твою жизнь адом, искалечу твое существование... – Дэйв бьет ботинком по туфлям, заставляя ее расставить ноги шире. - И это будет хуже пытки для твоего брата. И тогда он начнет совершать ошибки. Одну за другой. Ему захочется поквитаться со мной, ведь он довольно мстительный человек, не так ли? И когда он совершит главную ошибку, я буду его ждать и тогда просто убью.
Без головы банда ничто, сборище одиночек. Она не жизнеспособна без сильного лидера. А тюремное заключение, пусть даже самое строгое – не слишком достаточная мера для такого человека как Ланкастер-старший. Такова была логика Дэйва в данный момент, таковы были его чувства, которые не могла не ощутить на себе сейчас Сибилл. Он слишком ясно дает ей понять, что  нацелен на физическое уничтожение. Ничего другого он не видит ни для нее, ни для ее старшего брата.
- И твои потуги сделать из себя жертву во имя семьи для меня только на руку. Я не собираюсь отдавать его в руки правосудия, которое как обычно погладит его немного против шерстки и отпустит. Он захочет мести? Так давай сделаем так, чтобы было за что мстить, грязная шлюха.
Она слышит, как щелкает пряжка ремня. Никогда еще этот звук не был столь неприятен. Или же это щелкнул дверной замок?

0

21

Сибилл была уверена в том, что это конец. В том, что ее чертов аргумент поставит точку в этой бессмысленной, но жестокой игре, в которой Ланкастер, безусловно, проигрывала по всем фронтам. Она намерена была оставить за собой последнее слово именно таким образом - заведомо давая понять, что они все равно ничего не добьются, даже если Сибилл из страха, малодушия и слабости женской натуры даст какие-то показания против брата и его людей. Она будет лгать - в любом случае и проверить данную ею информацию они не смогут достаточно долго. Но даже так, девушка все равно откажется от своих слов на суде, куда ее обязательно привлекут в качестве свидетеля обвинения. Не это ли был тупик? Не это ли было безупречным ходом, чтобы поставить копов в безвыходное положение, где они либо отпустят ее, либо проведут по всем кругам ада, но все равно ничего не добьются? Сибилл почти гордилась собой и своей выходкой, почти верила в то, что именно это-то ее и спасет. Она никак не рассчитывала на какие-то иные исходы, потому что изначальная задача была поставлена именно так - дать показания против брата и сдать его подельников ради личной безопасности. Жесткое, прагматичное мышление не учитывало других вероятностей прежде всего потому что Ланкастер вообще не была готова к таким исходам и резким поворотам, в которых нужно ориентироваться без предварительной подготовки за сутки. Так уж вышло, что Ланкастер впервые столкнулась лицом к лицу с такой реальностью и эта реальность лишь от того не сломала ее сразу, что брат для нее значил, быть может, гораздо больше, чем собственная жизнь и благополучие. По крайней мере так считала Сибилл, уже не уверенная в том, что ее решительности хватит еще на несколько актов предстоящей безнаказанности и вседозволенности во всех возможных отношениях. Рухнула напускная светская деликатность, рухнула показная смелость, рухнуло откровенное высокомерие и презрение к системе, с которой доселе она встречалась лишь с приглядной стороны. Оставалась вера в необходимость защитить брата во что бы то ни стало и чего бы ни стоило. И эту ее опору, которая помогала держаться ровно настолько же, насколько тянула ко дну, выбить у Ланкастер было тяжелее всего, просто потому что она даже представить не могла свою жизнь и свое существование без брата. Жертвенность это была, или просто глупость, но в настоящее мгновение все силы Сибилл и все ее намерения были нацелены только в эту область, потому что ни на что больше распыляться она не могла. И одному Богу было известно, как много она сможет вытерпеть ради этой своей убежденности в том, что Эдмунд ей дороже, чем мерзкая попытка спастись.
Ланкастер дергается и губы ее изгибаются в отвращении к полицейскому. Она смотрит ему в глаза неотрывно, полноценно и до омерзения явственно ощущая как ее начинает колотить сильнее от его прикосновения даже сквозь ткань платья. Возможно, ей следовало вдарить ему коленом между ног или выкинуть еще какую-то штучку в стиле подружки Джеймса Бонда, но задолго до такого решения волна ужаса сковала до такой степени, что Сибилл даже губами пошевелить не смогла с тем, чтобы выдать что-то, что в очередной раз ничем бы ей не помогло, но значительно облегчило душу. Повернутая спиной к мужчине, Ланкастер вынужденно упирается руками в противоположную стену, чувствуя как дыхание перехватывает, а из глаз против воли начинают капать слезы. Она знает точно, что сейчас не время для этого, что если у нее и впрямь нет никакого выбора - чертов мерзавец не увидит ее слабости и надлома ни за что на свете. Девушка слушает его очень внимательно, сжимая зубы и закрывая глаза, как если бы это могло помочь ей понять и примириться. Примириться ли? Едва ли это было свойственно таким женщинам как Сибилл, но не имея никаких возможностей, понимая, что легавому уже не нужны ни ее показание, ни ее признания, она оказывается загнанной в угол, когда альтернативных вариантов уже не существует, как и вариантов для отступления. Впрочем, готова ли Ланкастер была, наконец, выдать своего брата перед лицом наибольшего унижения из того, что может испытать молодая женщина? Нет. Равно как и не готова была потерять его, равно как и не верила словам той мрази, что сейчас, быть может, неосознанно, но очень недвусмысленно перекрывала последние существующие только в разуме самой Сибилл выходы из ситуации. И на что он рассчитывал, загоняя ее в угол? Выбор между показаниями против брата и его вероятным убийством выбором не был вовсе. Ланкастер терялась, мечась в попытках найти хоть что-то, что было бы для нее мало-мальски приемлемым, но чем больше Дэвид говорил, тем лучше она понимала безвыходность сложившейся ситуации, глотая слезы и давясь от всхлипов, которые отчаянно пыталась предупредить, но не могла. Но сам того не понимая, полицейский пробуждал в ней отчаяние - то самое отчаяние, когда терять уже все равно нечего и ты готов ко всему. И вместе с этим отчаянием в ней вскипал гнев, та самая неконтролируемая ярость, что была в разные времена свойственна, пожалуй, всем Ланкастерам. Какая разница, что он еще сделает и на что решится, если теперь все происходящее - не угроза и не ультиматум, а констатация неизбежного факта?
- Полицейская мразь, - шипит Сибилл сквозь слезы, уже зная, что слова здесь вряд ли сыграют большую роль, - Если ты и впрямь думаешь, что все рассчитал - ты круто ошибся, потому что даже если Эдмунд не нагрянет в полицейское управление через несколько часов, чтобы вышибить тебе мозги, то кто тебе сказал, что после всего, что здесь случится, я побегу ему все рассказывать? Кто тебе сказал, что я не обращусь к одному из его подельников, который будет рад выслужиться перед боссом и с компанией пары своих друзей не намотает твои кишки на фонарный столб? - она говорит быстро, сбивчато и ощутимо вздрагивая после каждого слова, потому что рыдания все еще рвутся из груди, пусть даже ярость, которую Сибилл чувствует гораздо сильнее ее отчаяния и страха, - А даже если ты убьешь меня здесь, то ты и впрямь думаешь, что другие лидеры bloods позволят Эдмунду разбираться с этим самостоятельно? Ты не один такой умный. Ты, ублюдок, переоцениваешь свои возможности. И особенно переоцениваешь их, если думаешь, что Эдмунд тебе по зубам. Даже если ты изнасилуешь меня, переломаешь все кости и сделаешь последние часы моего существования адом, а он узнает об этом, ты все равно сдохнешь как скотина, но перед этим будешь страдать гораздо сильнее меня. И жрать землю. И умолять, чтобы он пристрелил тебя, - Сибилл порывисто вздыхает, приостанавливая речь, сказанную на одном дыхании, - Богом клянусь, если ты сейчас меня не отпустишь - два часа спустя жалеть об этом будет уже поздно.

0

22

Покачиваясь на стуле и чуть ли не плюя в потолок от скуки, Френк находился в гнетущем ожидании. Сигарета уже давно истлела в пальцах и был затушена о металлический стол, по которому в свою очередь плюс ко всему был рассыпан порошочек. Шальная мысль "а не собрать ли его?" ненадолго мелькнула в голове мужчины, но он быстро откинул её, понимая, что опускаться до такого будет слишком низко.
- Где же они, - немного озабоченно и недовольно проворчал полицейский и глянул на наручные часы. 1:35. Все-таки время летело непростительно быстро, а глаза уже начинали слипаться. Внезапная идея попить кофе осенила его уже в концу второй минуты. Поднявшись на ноги, Френк вышел в смотровую и заметил маленький пластиковый стаканчик, в котором плескалась уже холодная, чернеющая жижа. Скривившись, он подошел, понюхал и нахмурился.
«Ну почему Дэйв не мог сказать, что кофе мне сделал? Засранец»,- ругая на чем свет стоит напарника, полицейский вышел и направился на кухню, где сделал себе еще один кофе и выпил его почти залпом. Горячий напиток быстро взбодрил засыпающий организм и мысли побежали куда как бодрее прежнего.
Заглянув еще раз в допросную, Ллойс понял, что, что-то пошло не так и стоит навестить парочку в морге. Как не хотелось ему посещать это мерзкое место, а все же придется.
Коридоры, двери, тишина. Не так уж и близко оказалось хранилище трупов. Подходя к нужной двери, мужчина прислушался. Голос Сибилл звучал сдавленно и плаксиво, но вещи о которых она говорила, совершенно не понравились Френку.
Распахнув дверь он вошел и чуть ли сам не блеванул в раковину от тошнотворного запаха, что стоял в комнате. Холод тут же пробил тело, защищенное всего лишь тонкой, хлопковой рубашкой. Обведя комнату взглядом, полицейский замер от картины, что предстала перед ним. Мисс Ланкастер стояла нагнутая в позу июнь-июльского знака зодиака, упиралась ручками в раковину и ревела уже в голос, пытаясь все же надрывно угрожать сержанту МакЛину, что стоял позади неё, положив руку на шею с расстегнутым ремнем.
Не мешкая и не раздумывая, Ллойс быстрыми шагами подошел к молодым людям, схватил Дэвида за плечо и оттолкнул.
- Ты что творишь?! Совсем с катушек слетел?! - от холода голос был хриплым и каким-то низким. Полицейский вновь шагнул к Сибилл, чтобы помочь ей и тут же схлопотал в челюсть от своего напарника.
- Успокойся! - резко развернувшись, так и не дотронувшись до девушки, Френк саданул Дэвиду под дых довольно ощутимо, а затем оттолкнул в дальней стенке,- Отдохни. Придешь в себя, я тебя жду, - сквозь зубы прорычал Ллойс, буровя взглядом явно заигравшегося полицейского.
Затем он придержал девушку за локоть и вывел из помещения, в котором и ему самому было не по себе. Её била сильная дрожь, кожа была гладкая, но такая холодная. Разметавшиеся волосы налипли на некогда прекрасное лицо, которое сейчас было осунувшимся, с покрасневшими глазами и чуть синеватыми губами. Из глаз её все еще текли слезы, а тело содрогалось в волнах рыданий.
Осмотрев её руки и шею, мужчина пришел к выводу, что Дэвид все же держал профессиональную грань, хотя и ходил по лезвию ножа очень и очень опасно.
«Надо будет спросить у него потом. Он и впрямь заигрался или это все было в пределах плана...»
Вернув Сибилл в допросную, все в таком же полном молчании, Френк ненадолго вышел, а затем вернулся в комнату. Накинул ей на плечи синий, шерстяной плед и усадил на стул. Плед был колючим, но таким теплым, что вряд ли бы девушка согласилась отдать его.
- Мисс Ланкастер, - заговорил Ллойс, усаживаясь напротив неё, держа её руки в своих, тем самым согревая и смотря в лицо,- Я хочу закончить ваши страдания не меньше вашего. Я могу постараться вам помочь. Помочь до того, как сержант зайдет сюда. Но... Но если вы отказываетесь, - тяжелый вздох, мужчина качает головой,- То эта пытка продолжится и защитить я вас уже просто не смогу.
Он смотрит ей в глаза, чувствует неприятный запах, исходящий от неё, испытывает презрение к жалкому виду, но никоим разом это не показывает. Сейчас, он теплый и уютный, её спаситель. Он должен показать ей, что уже очень скоро все закончится, если она будет с ним сотрудничать. Если пойдет им на встречу, то сможет оказаться в теплой, уютной постельке. Их задачей было заставить её чувствовать отчаяние и боль. Чтобы она мечтала, если не о кровати и горячем кофе, то хотя бы просто о сне и спокойствии.
«Туго ей придется... Не спать 48 часов... Очень туго. Но, что поделать, если она такая упертая. Да и братец её хорош... Зная, какой опасности она подвергается, даже охрану личную не дал. Или может это она встала в позу и отказалась от защиты. Ох уж эти свободолюбивые женщины. Так долго боролись за равноправие, а что же теперь? "Меня нельзя бить, я же женщина". "Понеси тяжелые сумки, я же женщина» - передразнивал в голове Френк всех тех дамочек, что якобы желают равноправия, но при этом равноправие это лишь в правах, но почему-то никак не в обязанностях. Нет, мужчина не был сексистом, ни в коем случае он не просил от женщины стоять на кухне у плиты. Но раз уж ты выбралась в мир, где правят мужчины, то будь готова и к ответственности за свои решения.

0

23

МакЛин не обращает внимания на ее всхлипы и непрекращающиеся угрозы. Как много подобных угроз он слышал в свой адрес. Некоторые даже реализовывались. Некоторые даже удачно. Почему-то люди склонны думать, что мир крутится только вокруг них, а с другими, если они не в поле зрения, в это время ничего не происходит. Так и эта девчонка, почему-то считает, что она единственная, кто перенесла страшную трагедию в семье, единственная, которой есть кого защищать, единственная, кто знает, что такое боль и страх, единственная, кто переживает сейчас этот кошмар. Впрочем, Дэвида сейчас вообще не интересует, о чем она думает в этот момент. Он хочет раздавить ее полностью, вызвать тот резонанс, который вывернет ее наизнанку. Он скорее инстинктивно замечает появление Френка и автоматически стремится устранить препятствие, которое возникает в лице напарника.
- Отвали! - рыкает он на Ллойса, делая резкий выпад кулаком в челюсть и тут же получает ответный удар, что перехватывает дыхание. Дэйв невольно отшатывается назад и едва успевает найти опору в медицинской тумбе, стоящей у стены.
- Что б тебя... - бормочет Дэйв, осознавая, что внезапный удар Ллойса возвращает его к реальности. Френк как всегда вовремя.
Может, Дэвид благодарен напарнику, а может, наоборот, зол на него. Сейчас над этим не думается. Совсем не думается.
Он провожает взглядом Ллойса и девчонку, оставаясь наедине с Дороти.
Дэйв выпрямляется, все еще ощущая давление в верхней части живота.
"Черт тебя дери, Френк... вот кретин..." - думает он, оценивая силу удара напарника.
Сержант подходит к злополучной раковине, включает воду, умывает лицо, проходит влажными руками по слегка вьющимся волосам. Это помогает восстановить спокойствие. Вновь затягивает ремень.
Затем поднимает ткань, напоследок смотрит в лицо трупа и, наконец, накрывает. О чем он думал в этот момент? Может, действительно, сравнивал ее с Сибилл? А может просто пытался представить, какой она была при жизни?
Закрывая за собой дверь морга, МакЛин смотрит на часы, уже 2:03. Он надеется, что на этот раз диалог Ллойса с Ланкастер будет более плодотворным. Вести ее на следующий круг ада ему откровенно не хотелось. Но поведет, если понадобится. Он знал, что будет дальше, и знал, что это будет эффективно. Но это не означало, что он получал от этого удовольствие. Для него это было необходимостью для достижения нужных результатов. И как любому человеку, ему хотелось, чтобы результаты достигались поскорее.

0

24

Реальность кажется призрачной и далекой в момент, когда в комнату заходит напарник МакЛина. Сибилл только ощутимо вздрагивает от хлопка двери и как-то отстраненно замечает, что ее больше никто не держит. Девушка разворачивается спиной к стене и облокачивается на нее, прижимая руки к груди. Ей удивительно наплевать на сцену между двумя копами, хотя, пожалуй, Ланкастер была бы не против, если бы они друг друга убили, или по меньшей мере ощутимо покалечили. Но, разумеется, подобные исходы не вписываются в общую картину всего происходящего и потому девушка только замирает в углу комнаты, стараясь восстановить дыхание, поправить платье и перестать плакать так же заметно, как делала это прямо сейчас. Она уже с трудом воспринимает происходящее и никак не может понять, какого же черта тут происходит и почему двое ублюдков не гнут одну линию. Мысли путаются, так что разложить ситуацию по полкам и сделать вполне себе определенные выводы Сибилл не может вопреки всем своим желаниям. Она машинально отшатывается от Ллойса, едва ли думая, что если он немного адекватнее своего напарника - ему можно доверять. Глотает слезы и не сопротивляется, когда мужчина выводит ее из морга, не потому что его общество кажется ей более безопасным, а потому что она готова была душу дьяволу продать за то, чтобы уйти из этого места как можно скорее. Ланкастер не замечает, как они преодолевают коридоры, не видит и любопытных глаз, даже не понимая, что время уже давно перевалило за полночь, полностью потеряв ориентацию. Три часа прошло или сутки? И как скоро она сможет отсюда уйти? И сможет ли вообще? И где черти носят Эдмунда или хотя бы кого из членов их охраны? Вопросов было много, но отвечать на них никто не станет, даже если Сибилл осмелится их задать. А она предпочитает молча следовать за Ллойсом обратно в комнату допросов и тихо делать вид, что ничего не происходит, если не считать того факта, что Ланкастер трясло так сильно, как не трясло даже когда она была больна. Где-то на задворках сознания мелькают мысли о том, что она проиграла, о том, что вот это и есть конец ее карьеры, репутации и чувства самоуважения. Сколько она еще выдержит? Час? День? Сутки? И сколько ей нужно выдержать, учитывая, что девушка понятия не имела сколько прошло времени и сколько пройдет еще перед тем как ее решатся выпустить. Да и решатся ли вообще? Сибилл ровным счетом ни в чем не была теперь уверена, уходившая из комнаты допросов едва ли не с циничной ухмылкой, демонстрировавшей ее знание того, что с ней ничего не сделают, возвращавшаяся туда с рухнувшей верой в правосудие и закон в этой стране, или, по крайней мере, в этом городе. Доселе размышлявшая о том, какой скандал можно раздуть за одни только угрозы, теперь Сибилл, быть может, и не отказывала себе в этих мыслях, но после всего случившегося думала только о том, как выбраться отсюда невредимой и быстро. И? Ничего подобного. Никакой дельной мысли, применимой на практике. Ей нужно было, чтобы сюда заявился брат и его люди, ей нужно было, чтобы они устроили здесь разгром и показательную казнь где-нибудь на внутреннем дворе, ей нужно было возмездие - кровавое, яркое и уже знакомое по тому, что она не видела , но о чем хорошо знала после смерти родителей. Что-что, а мстить ее брат умел и немногие мысли из тех, за которые Сибилл до сих пор цеплялась грозными шепотками обещали ей расплату за каждую минуту, за каждое слово, за каждое унижение, которое ей довелось пережить в этом проклятом управлении. Самое ироничное заключалось в том, что девушка была уверена в выбитых суставах и сломанных ребрах мразей, зовущих себя полицейскими - и ей было не важно, к кому обратиться за помощью - к брату или вчерашнему копу Йорку, который одним выстрелом убил бы сразу двух зайцев: избавил от проблем себя и поквитался бы за Сибилл. Просто именно сейчас она совершенно не контролировала ситуацию, не могла держать себя в руках и чувствовала такую чудовищную опасность, нависшую над головой, что ситуация казалась совершенно безвыходной. Хаотичность мыслей не оставляла надежды на то, что в ближайшее время Ланкастер придет к какому-то логическому и вполне разумному выводу, неизменно спасительному и неизменно не продуманному доселе. Она машинально опускается на стул и смыкает руки в замок, кладя их на стол. Плечи все еще продолжают дергаться в беззвучных рыданиях, девушка не контролирует себя и, пожалуй, больше всего боится, что это затянется надолго. Холода Сибилл не чувствует, так что плед кажется ей бесполезным проявлением мнимой заботы - разделять Дэвида и Френка она не в состоянии, для нее они оба просто двое совершенно идентичных ублюдка, играющие в одну и ту же игру. Будь оно иначе и Ллойс просто посадил ее на двое суток в камеру, забыл о ее существовании, а затем выпустил. Но ничего подобного не произошло, а значит, они с напарником заодно. Да и в противном случае напарниками они ни за что и не были бы. Сибилл ненавязчиво, но настойчиво освобождает свои руки от ладоней мужчины и тянется к сигаретам, - Не нужно делать вид, что Вы другой. Меня тошнит от этого, - прикуривает, делает глубокую затяжку, постепенно приводя мысли в порядок. Молчит, бегает взглядом, лишь изредка натыкаясь на Френка как бы невзначай. Знает, что это не только не конец, но, возможно даже еще и не середина. Очевидно, что  время проведения допроса здесь тоже никто соблюдать не намерен и требовать этого было бы глупо. Еще затяжка, Ланкастер перестает плакать, вытирая слезы с лица, хотя она все еще периодически вздрагивает от коротких всхлипов. Дрожь постепенно унимается, хаос в голове приходит в относительную систему. Сибилл за короткие мгновения прокручивает в голове случившееся и ищет выходы - наиболее приемлемые и наименее опасные для нее, но что важнее - для ее брата. Логические цепи строятся с трудом, знания, полученные в университете кажутся блеклым пятном на фоне всего происходящего. Ланкастер не вполне уверена, что за ней придут. Ланкастер даже не вполне уверена сколько времени прошло, а значит, не уверена заметил ли брат ее отсутствие. Все это дает основания полагать, что из сложившейся ситуации у нее есть только один выход. Написать то, что они хотят услышать. Написать, чтобы на утро заявить о зверских методах допроса и потребовать признать показания недействительными, данными под принуждением. Едва ли ей посмеют отказать раз уж ни одному из подзащитных, попавших в такую же ситуацию, не отказывали. Выход кажется мерзким, лицемерным и лживым. Если бы отец был жив, он бы никогда этого не одобрил, по крайней мере так казалось Сибилл, которая крутила в руках вторую сигарету и буравила тяжелым взглядом стол. Если ничего не выйдет - пострадает брат и его люди. Если все получится - полицейское управление будут провожать на тот свет целиком, а Ланкастер еще долго не захочет здесь появляться. Пан или пропал. Но возвращаться в морг и общество другого ублюдка девушке не хочется, - Через сколько я смогу уйти отсюда, если расскажу, что знаю? Который сейчас час и где мой мобильник?

0

25

Во взгляде Сибилл появляется отрешенность. Френк недоволен этим, но поделать ничего с её чувствами не может. Он усаживается на стул и смотрит на то, как она затягивается сигаретой. Её слова совершенно не трогают его и он молчит. Просто смотрит, слегка сонным и уставшим взглядом, наблюдает за изменением её эмоций.
«Если ты сейчас вновь начнешь упираться рогами, то я вновь позову Дэвида. Позову, а сам спать свалю», - раздраженно думает полицейский уже изрядно уставший от этих препераний, от этого выдуманного героизма, которым прикрывает девушка свои мысли, поступки и чувства. Мельком смотрит на часы и закатывает глаза. Время тянется слишком медленно, чтобы не поглядывать каждый раз на часы, в надежде, что прошел очередной час.
«Ну, давай. Давай»,- отчаянно пытается подавить зевок Ллойс, все еще сверля взглядом вздрагивающую фигурку Ланкастер. И вот, о чудо. Она начинает говорить. Не сказать, чтобы Френк очень рад. Её осторожность заставляет его напрячься. Задуматься. Она явно что-то придумала.
«Она будет врать? Возможно. Стоит записать все её слова, а затем прослушать на повторе. Что-то явно здесь не чисто», - чувствует это всеми внутренностями, однако разговор заводит спокойный и неспешный.
- Это будет зависеть от того, что вы скажите. Насколько честны вы будете и как скоро мы поймём, что это - вся информация, которой вы владеете, - полицейский пожимает плечами. На вопрос о времени, он опускает взгляд к часам и качает головой.
- Я имею право не сообщать вам эту информацию. Однако... Если вам действительно это необходимо, то,- мужчина оглядывается на дверь, а затем пытается всмотреться в огромное одностороннее зеркало, за которым быть может сидит Дэйв, а может и не сидит.
- Еще не перевалило за полночь, - лжет совершенно не краснея и не моргая. Его, как и многих военных и полицейских из управления натаскивали врать и людям, и машинам, и сывороткам правды. А потому, слова, вылетающие из его уст, звучат более чем правдиво, но по сути являются ложью.
Медленно он вновь достает лист бумаги и ручку, отодвигает пачку сигарет и протягивает их девушке, чуть приподнимая бровь.
- Вы готовы сделать заявление? Это хорошо. Как вам будет удобнее, если вы запишите это самостоятельно или мне записать, а затем вы подпишите? - он доброжелателен, показывает, что готов идти на всяческие уступки и даже поможет ей записать то, что она быть может хочет рассказать.
- Я бы хотел услышать информацию о нахождении главарей bloods или Хеллз, а так же об их делах, в которых вы, возможно, принимали непосредственное участие. Не спорю, эту информацию мы можем использовать против вас в суде, но делать этого не будем. Нам гораздо важнее посадить настоящих преступников, несущих опасность для мирных граждан, нежели вас, почти законопослушную гражданку,- Френк задумчиво вертел ручку в руках, раздумывая о том, что сейчас будет говорить Сибилл, какую лапшу будет вешать на уши. Или быть может, действительно, расскажет правду.
«Нет, надеяться на это будет слишком глупо и наивно с моей стороны»,- сам себя пожурил коп.
- Я понимаю, арест стал для вас большим ударом. И все же, постарайтесь немного прийти в себя. Нам нужна достоверная информация. Вы знаете, что будет с вами в суде, если вы дадите заведомо ложные показания? Конечно знаете, а потому прошу вас быть предельно честной,- произносит Ллойс и складывает руки на столе. Он уже слабо верит в то, что сегодня эта пташка расколется. Он не верил и в то, что им удастся пробиться через пелену её надменности. Однако ж, у них получилось. Много ли, мало ли, но все же получилось и сейчас, дрожащая Сибилл сидела перед ним, живым тому подтверждением.
«Даю голову на отсечение, что она непременно пожалуется брату. Попытается как то юлить. Но у нас будет её заявление. Оно будет и никуда она от этого уже не денется.»

0

26

Еще нет двенадцати? Сибилл удивлена, но не подает виду. Не потому что хочет скрыть свои эмоции, а потому что у нее сил нет выражать еще хоть какие-то чувства. По ее ощущениям прошла уже целая вечность, а по словам копа она не дотянула даже до трех часов. Возможно, его слова были ложью для того, чтобы подольше протянуть допрос. Возможно, он говорил правду. В любом случае, они должны выпустить ее после данных показаний просто потому что держать ее здесь дальше не имеет никакого смысла. Чем больше времени Ланкастер проводила в стенах полицейского управления, тем больше было вероятности того, что сюда заявится ее брат или кто-то из его приближенных. Едва ли они станут устраивать резню в полицейском управлении, но пару раз проволочить ублюдков по полу лицом у них могло бы получиться исправно. А дальше? А дальше копам оставалось только ходить и оглядываться, потому что Сибилл не верила в то, что ее брат оставит все это просто так, без всякого наказания и без всякой расплаты. Им просто нужно было время, немного времени для того, чтобы достаточно хорошо разобраться в ситуации и решить как следует действовать дальше. А Ланкастер нужно было ответить на поставленный ей вопрос о месте нахождения глав bloods и mc-13, как будто в этом городе кто-то не знал, где проживают Йорк и Ланкастер, где они работают, чем занимаются и какими способами до сих пор избегают тюрьмы. Сибилл хотела бы усмехнуться, но это кажется излишним. Она берет в руки ручку и пододвигает к себе лист бумаги. Ладонь еще дрожит и у девушки какое-то время уходит на о, чтобы просто заставить свой почерк быть достаточно разборчивым для полицейского управления и всех, кто будет читать этот бесполезный бред. Ланкастер, несомненно, расскажет правду - за этим дело не станет, но вещи, о которых ее спрашивали, и без того казались ей очевидными. Можно ли было приобщить их делу? Сибилл понятия не имела, даже будучи адвокатом. Выводила на листе название строительной фирмы брата и паба Йорка, их и без того известные домашние адреса и даже номера телефонов. Рассказывала об уже раскрытых делах и делах, которые уже никогда не будут раскрыты. Витиеватость фраз и тяжесть слога - Ланкастер переворачивает лист и продолжает писать, перечисляя имена уже известных подельников брата, которых попросту называет "коллегами". И не подкопаешься - она не говорит ни слова правды, но сообщает ничтожно мало о том, что может иметь практический толк. Посреди обширной повести называет место склада оружия в пригороде Майами, куда прибудут оперативники и поймут, что склад здесь действительно был еще около трех-четырех дней назад, но теперь, очевидно, локализован в другом месте. Узнают о готовящейся передаче наркотиков. Вот только наркотики будут передавать члены Хеллз, а Сибилл хоть и не играла против Йорка лично, с легкостью играла против его группировки, угрожающей безопасности bloods и ее брата. Ланкастер ловко обставляла факты, недоговаривала и коверкала истину, подставляла неугодных и если и касалась Эдмунда и его группировки, то по не ложным, но уже устаревшим следам, которые, быть может, уже даже были известны самим копам. Но обвинить ее в этом они не могли - Сибилл описывала все достаточно подробно и с деталями. Она не была частью банды, но все равно имела глаза и уши, нередко оказываясь в непосредственной близости от очередного важного разговора. Это позволяло Ланкастер теперь играться с фактами и пусть реакция и ясность ума были притуплены поздним часом и пережитым стрессом, в целом девушка оставалась собою довольной, лишь пару-тройку раз действительно призадумавшись, не взболтнула ли она лишнего. Она откажется от показаний - все равно. Перестрахуется десять раз, чтобы даже в мыслях своих не навредить Эдмунду и его людям - мало того, что сам брат никогда бы не простил ей этого, так еще и Сибилл винила бы себя до конца дней, если бы это аукнулось делам Ланкастера-старшего. Но пока девушка расписывала расположение комнат в их доме, нахождение в нем нескольких пистолетов, которые, конечно, были зарегистрированы и при наличии разрешения на ношение, рассказала об общеизвестных способах прятать наркотики при необходимости пронести их через контроль, обличила иерархическую структуру американской мафии и еще долго занималась словоблудием. Но никто же и не виноват в том, что Сибилл имела впечатляющие познания не только в делах брата, но еще и обладала творческим талантом? Пожалуй, ни слова лжи и много информации, которую в целом можно было использовать. Но едва ли во вред bloods и Эдмунду. Сибилл берет еще один листок и продолжает что-то писать, выводя слова довольно торопливо, без какой-либо попытки тянуть время. Никто не сможет обвинить ее в том, что она не дала показаний, никто не сможет утверждать, что она не сказала всего, чего знает. Кто тут вообще может с уверенностью утверждать, что сестра главаря банды знает достаточно много? Сибилл говорит о вещах, некоторые из которых даже можно будет использовать. Пострадают люди, возможно, если  Ланкастер правильно восприняла случайно услышанную ею информацию, пострадают члены Хеллз, но никто же и впрямь не надеялся на то, что она направит свое покаяние в сторону брата? И никто же впрямь не рассчитывал на то, что Сибилл доверилась словам копа о том, что они не станут использовать данную ею информацию против нее же? Закон позволял Ланкастер не свидетельствовать против близких родственников и самой себя. И она не свидетельствовала. Единожды признавая себя сестрой Эдмунда Ланкастера, она рассказывает о том, где живет ее брат, о его строительной компании, но даже ни разу не называет его главой группировки. Это все равно почти недоказуемо и слова  не сведущей в преступной иерархии девчонки на суде ничего не изменят. Сибилл заканчивает, как ей кажется, долгое время спустя. Быстро перечитывает написанное и протягивает листы копу, не торопясь ставить подпись. Никто ведь не говорил, что его все устроит?

0

27

Обещание – одно из тех, коими Эдмунд любил тешить Сибилл на досуге – вновь не было им исполнено. Клятвенно заверив её об их скорой встрече, коей суждено было случиться через полчаса, пятнадцать минут и, разумеется, «очень скоро», он позволил себе, столь беспечно и в свойственном ему одному духе, увлечься делами, что занимали всё его существование. Очередная расплата, дежурная встреча с подельниками – каждый вечер Эдмунд возвращался к Сибилл, смывая с рук кровь, как загулявший супруг стремится смыть сладкий аромат любовницы, пропитавший его рубашку.
Однако, привычно готовый застать Сибилл в томительном ожидании, он встретился лишь с тишиной комнат; нигде – ни в её спальне, ни в даже его, ни в любимой ею библиотеке, ни даже в летней беседке не находил он её. И неприятное волнение тотчас же завладело им. Оттого, позволяя собственному воображению рисовать картины до боли ужасные, Эдмунд лишь первые мгновения покорно ожидал её возвращения… откуда? С ночной прогулки, которой бы она едва ли хотела занять себя в одиночестве? Из кофейни, находящейся в нескольких кварталах отсюда?
Предрешающий худшее, он принялся разрывать мобильный Сибилл настойчивыми звонками – сначала шутливыми, но уже после – гневливыми. Небезосновательно находящийся в смятении, с каждым гудком всё сильнее и сильнее не веря ни в ночные прогулки, ни в кофейни, Эдмунд потребовал объяснений от её телохранителей – молодых людей, только-только перешагнувших черту двадцати семилетия – и увидел в них лишь глупость, непростительное басалайство, вызывающее скорее немилость, чем умиление. «Недоглядели». «Забылись». На деле же – отнеслись к своим непосредственным обязанностям халатно; и, любезно посоветовав им сегодня же бежать из страны, Эдмунд одновременно и предупредил – это им не удастся, он достанет их из под земли, если из-за их лени и праздности пострадает Сибилла.
Щедро одарённый живостью собственного ума и отцовскими достоинствами – силой духа, решительностью и беспристрастностью – Эдмунд не позволил себе отчаяться, и как только часовые стрелки перешагнули двадцать-два-сорок-пять, поднял на ноги, если уж не весь белый свет, то его свет – однозначно. Обратившись за помощью к одному, напомнив о долге другому, он узнал: Сибилл увезли в полицейский участок. И в ту самую минуту его беспокоила, отнюдь, не собственная свобода, но спокойствие сестры.
Уже к полуночи во внутреннем кармане его пиджака покоилось адвокатская лицензия – на имя вымышленное, вобравшее в себя лучшие черты некогда известных Томаса Эрскина и Уильяма Гарроу – для непосвящённых в тонкости юриспруденции эти имена не говорили ровным счётом ничего [в том числе, и самому Эдмунду]; но Сибилла, должно быть, смогла бы найти их весьма и весьма приятными её слуху. Посему, став на время Томасом Гарроу – законоведом конторки, существующей на юге Франции, - он смог не без малых, но, всё же, не самый больших трудностей оказаться в том самом полицейском участке, куда была – наверняка насильно – уведена Сибилла; более того, ему удалось быть услужливо – насколько услужливы могут быть полицейские к защитникам преступности - проведённым до самой комнаты допросов

«Не помешал?» – Не лишив свой голос толики злободневной иронии, Эдмунд закрыл за собой дверь и вновь вернулся к лицезрению всех – ну, или почти всех – присутствующих, что собрались в столь поздний час в этой небольшой комнатке. Будучи гостем нежеланным – и, в равной степени, желанным безмерно – он едва ли мог оставаться подлинно равнодушным к тому, чего невольным – или, всё же, вольным? – свидетелем стал. Скользнув взглядом по офицеру – взглядом, ничего толком и не выражающим – он остановился на Сибилл; и, видит Бог, тень сострадания и участия коснулась черт его лица. Она была уставшей, измождённой и изнуренной: от былых аккуратности, свойственной большинству красивых женщин, и холености остался лишь след; некогда искусно наложенный макияж был небрежно исковеркан.. слезами? Не было нужды в прозорливости и внимательности – последние минуты, что до поры-до времени были скрыты от Эдмунда поволокой его неожиданного появления, должно быть, не дались Сибилл с той лёгкостью, на которую бы она могла надеяться.
Неприятное чувство – и, однако, до боли знакомое ему самому – тотчас же завладело им; то было не волнение, не тревога – поздно было уже, к несчастью, вновь поддаваться беспокойству, и так немало измучившему его, - но гнев. И, всё же, Эдмунд оставался не_подлинно беспристрастным. Лишь позволив себе вопросительно изогнуть брови, он перевёл взгляд на бумаги, что Сибилла передавала офицеру. Едва ли со столь далёкого расстояния могущий различить написанное, он, однако, не позволил и толике сомнения завладеть своим разумом. Она – его сестра, не участвующая в его криминальных делах, но будучи весьма и весьма о них осведомлённой – не могла свидетельствовать против него [ведь, разумеется, именно эту, столь незамысловатую, цель преследовала полиция, вызвав Ланкастер-младшую на разговор, не терпящий отлагательств?]. Нет, не могла. С детских лет не на словах, но на деле будучи знакомой с понятиями преданности и верности своей семье, она скорее бы оклеветала себя, предав правосудию и человеческой анафеме, чем позволила бы в своих сердце и душе закрасться подлым помыслам. Поэтому, сейчас – в это самое мгновение – собственная судьба мало занимала его; и волновало его лишь вполне понятное любому другому обывателю любопытство. Ему не хотелось допускать до себя даже отголосок опасений, касающихся Сибилл – что пришлось ей пережить, что услышать и что стерпеть? Измученная и не заслуживающая того, она невольно заставляла Эдмунда испытывать чувство вины – всепоглощающее, всеобъемлющее и, по правде говоря, небезосновательное. И до чего же ему желалось, чтобы слёзы её – были не более, чем фарсом, который она – даровитая актриса! – разыграла на подмостках полицейского участка. Пусть так, пускай не иначе, но вновь встречаясь с ней взглядом, Эдмунд понимает: тщетны и пусты его надежды.
«Времена святой инквизиции давно прошли, офицер, - всё ещё не отвлекаясь от Сибилл и одним лишь взглядом выказывая своё искреннее сожаление, он обращается к полицейскому, что сидел напротив неё – и тотчас же меняется в лице. Словно лицедей – не менее талантливый, чем, должно быть, считалась и его сестра – Эдмунд не позволяет поймать себя и на толики слабости – слабости, впрочем, весьма очевидной всем. С его губ норовит вот-вот сорваться «что, тварь, не рад?», но он молчаливо призывает себя проявить ещё толику беспристрастности – прежде, чем дать себе волю. И вместо той самой грубости, едва ли сделавшей бы ему чести, но в контексте ситуации будучи, всё же, весьма уместной, он прищуривается. – Проявили бы хоть немного снисхождения». Снисхождения, разумеется, к Сибилл – женщине, по воли судьбы повязанной кровью с Эдмундом; но, всё же, женщине неповинной ни в одном грехе, требующим какого-либо наказания.
А посему, сделав несколько неспешных шагов вперёд, он останавливается возле Сибилл и кладёт ладонь на её плечо – совсем, как на их семейных фотографиях двенадцатилетней давности. Казалось, ощущая ту дрожь, что прознала её тело, Эдмунд сжимает пальцы чуть крепче, даже сквозь ткань её платья, потерявшего былой лоск, находя её кожу непривычно холодной.
«Вы – и в данном случае это, отнюдь, не обходительность, не почтительность и даже не дань уважения полиции – чего уж там! – но множественное «ты» - не заигрались?». Как и многие преступники – пускай и талантливые – Эдмунд был греховен во многом, но более всего – в уверенности собственной безнаказанности. Будучи аккуратным с каждым своим словом, не позволяя себе неосторожных шагов, он подозревался во многом; но когда на него вновь падала тень очередного законопреступления, ему удавалось – и удавалось поистине хорошо – избежать наказания. Оттого и теперь не видел он в офицере  достойного себе врага: но только лишь весьма и весьма неумелого игрока, изъявившего желания сыграть в карты с шулером: «Что здесь произошло?»
Обратившись к Сибилл, но не сводя взгляда с офицера, Эдмунд опускает руку с её хрупкого плеча и наклоняется к нему, упираясь ладонями в шершавую поверхность стола. Оставляя между ними расстояние, отнюдь, не близкое, но и не столь далёкое, чтобы не иметь возможность вглядеться в каждую черточку лиц друг друга, он произносит не без ненависти, негромко и отчётливо: «Если рассказанное сестрой мне не понравится, ты сам захочешь сдохнуть».

0

28

Серый туман пеленой повис в воздух, накрывая людей с головой и закрывая их от и без того неяркого света электрической лампы. Комната допросов погрузилась в тишину, нарушаемую лишь скрежетом ручки по бумаге, тихим сопением девушки, корпевшей над своим рассказом и неприятным дребезжанием светильника, раскинувшегося под самым потолком продолговатой лентой.
Блуждающий, сонный взгляд покрасневших глаз вдруг наткнулся на макушку. Волосы её обладательницы сейчас были растрепаны и топорщились в разные стороны, каштановый темный цвет смотрелся почти черным и только кое-где свет вырывал более яркие участки.
Подавшись чуть вперед, Френк упирает локоть в стол, а на ладонь опирает подбородок, все так же не сводя взгляда с равномерно двигающейся макушки.
- Что происходит? Почему так долго противясь неизбежному, она вдруг так оживилась. Будто бы даже приободрилась. И плечи чуть поднялись и осанка. Жаль, не вижу его взгляда. Но сдается мне, что в нем теплятся искорки победного пламени, в котором она жаждет сжечь как меня, так и Дэвида. Ох, тяжелая это работа. Из болота тащить упирающегося Ланкастера, - глупо усмехнувшись своей банальной шутке, мужчина отвернулся и откровенно, скучающе зевнул. Ему было уже все равно, что она там напишет. Если пишет, то уже хорошо, то значит, что уже скоро он будет дома. Или не дома?
Сколько времени утекло с того момента, как Сибилла взялась за ручку. Он не считал, но точно знал, что достаточно, чтобы успеть пару раз самостоятельно задремать и так же самостоятельно очнуться ото сна. А она все писала и писала, изводя чернила на белый лист бумаги.
- Ну все! Хватит! - сдвинув брови, он грозно посмотрел на макушку и тут же вздрогнул от удивления. Будто заслышав его мысли, девушка окончила свою поэму и протянула листы сержанту.
- И это все? Вы совершенно не старались, - с явной долей сарказма произнес мужчина, но тут же забрал бумагу, а то мало ли, передумает и продолжит писать.
Сонному и уставшему строчки с трудом давались мужчине. Мерзкий заковыристый адвокатский язык заставлял вчитываться внимательно в каждую строку, перечитывать заново и пытаться осознать. Френк, силясь не наорать на Сибилл, сжал кулак под столом.
- Стоило, нет, ну откровенно стоило дать МакЛину завершить начатое. Ну что ж она, издевается что ли? И как только сил хватает писать всю эту муру, ведь уже четвертый час ночи, а она с психологической травмой. Ну как так можно,- сетуя и причитая, словно бабуля, в своих мыслях Ллойс ругал мисс Ланкастер на чем свет стоит.
Но вот, весь текст был осилен, хоть и с большим трудом, и Френк кивнул, возвращая бумаги девушке на подпись, после чего вновь забрал их.
- Ну что ж, как и ожидалось. Она практически ничего не знает. А с огромным количеством водолития её слова "ничерташеньки не знаю" превратились в полноценную оду самой себе, такой вот офигенной, - сквозь зубы, с большой натяжкой, усталый полицейский выронил улыбку и поднялся. Как странно, но голова его начала шуметь и раскалываться, от спертого воздуха внутри допросной.
- Спасибо за содействие, мисс. Уже очень скоро вы окажитесь дома. Я об этом позабочусь, - кивнул, в подтверждение своих слов, если вдруг кто-то в них сомневался и если бы этот жест мог этого кого-то успокоить. И в тот момент, когда сержант было уже направился к двери, та распахнулась и на пороге появился молодой мужчина.
Замерев на своем месте, Френк совершенно по-собачьи склонил голову на бок и кашлянул в руку. Незнакомец прошелся к Сибилл, поймал с ней визуальный контакт, будто бы что-то говоря одним только взглядом, а затем обернулся на Ллойса. Совершенно потерянный, мужчина стоял, сжимал в руке листы бумаги и совершенно не мог понять, что ему делать.
- И что это за явление Христа народу? Ты вообще кто, мужик? И какого черта ты сюда заперся? - сил не хватало даже на возмущения, а потому он молчал, но взглядом все же высказывал свое негодование.
- А вы, собственно кто? Потрудитесь представиться, - сведя брови, Френк шагнул вперед, разрывая контакт между задержанной и вошедшим. Теперь он стоял между ними, твердо и решительно смотря в глаза незнакомца. Смутные сомнения терзали его душу, но он был не преклонен. Разговаривать с Сибилл будет кто-то только если он то разрешит. И никто не имеет права вваливаться на его допрос, пока он того не разрешил.
- А угроз не нужно, это может выйти вам боком. Если вы законопослушный гражданин, то разговор наш записывается, а если нет, то дуло моего пистолета направлено вам в колено, - с легко играющей улыбкой произнес Френк, правая рука его была в кармане и плотно сжимала рукоять, палец лежал чуть выше курка, чтобы не выстрелить случайно, просто вздрогнув от неожиданности, к примеру.
- И все же я жду, когда вы представитесь и назовете цель своего визита, - спокойно, сконцентрировано смотрит, расслабленно дышит, готов пресечь любую попытку одной Ланкастер заговорить, а второго сделать какие-то резкие, грубые движения в его сторону.
- Ты кажешься мне смутно знакомым. Но как, почему... Где я мог видеть эту смазливую, нахальную рожу... - напрягая память и пытаясь выудить из неё что-то полезное, Ллойс еле заметно щурился и все силился совладать с зевком.

0

29

Четыре листа, испещренные мелким аккуратным почерком и почти никакой информации, которую можно было бы использовать в суде и особенно - использовать против bloods и Эдмунда лично. Что станет с Хеллз Сибилл было глубоко безразлично, хотя бы потому что выбирая между своим братом и группировкой давнего знакомого, Ланкастер безусловно и без сомнений отдавала предпочтение брату, пусть даже в нормальном состоянии, девушка не взялась бы утверждать, какую из двух сторон ненавидела меньше, с учетом своего отношения ко всему происходящему. Испытывала ли девушка чувство вины? Нет, ни единого раза. Завтра она откажется от своих показаний и если копы будут еще живы - накатает на них бумагу, а быть может, даже и не одну, тем самым очистит собственную совесть и убережет близких людей от любых вероятных негативных последствий, которые Сибилла могла допустить собственными словами неосознанно, по невнимательности из-за позднего часа и аффекта из-за всего уже произошедшего. Впрочем же, она уверена в том, что не сказала ничего лишнего, но обвинить в этом ее никто не посмеет. Разве могут ублюдки подумать, что после всего произошедшего Ланкастер посмеет быть с ними недостаточно честной? Едва ли. По-правде говоря, девушка опасалась того, что будет, если только одному из них в голову закрадется мысль, что Сибилл рассказала не все, что знает и просто пытается прикрыть брата, чего бы ей это ни стоило. Момент передачи бумаг лишь от того кажется ей немыслимо долгим, хотя на деле проходит не более пяти секунд, прежде чем проявив свою злую иронию, дознаватель берет документ в руки и начинает читать. Сибилла не двигается с места, боится дышать, боится закурить, боится сказать что-то. И в момент, когда ее напряжение достигает пика, дверь в допросную распахивается. Ланкастер, безусловно, ожидает увидеть на пороге Дэвида и чувствует в себе напряжение неизвестное ей доселе, а потому не решается проверить свою догадку и вздрагивает лишь в момент, когда слышит до боли знакомый голос. Девушка не спешит оборачиваться, потому что ей упрямо кажется, что это всего лишь фантазия воспаленного поздним часом, усталостью и пережитым стрессом мозга. Она не верит в то, что Эдмунд может быть здесь, не верит в то, что происходящее реально ровно до того момента, как в первый раз пересекается затравленным взглядом с братом и в мгновение ощущает как сердце начинает колотиться с удвоенной силой. Девушка едва удерживается от того, чтобы не расплыться в гадкой ухмылке, демонстрируя свою полною и безоговорочную победу, в которой теперь не сомневается ни единого мгновения. Она заведомо знает дальнейший сценарий, она заведомо знает, что полицейскому управлению грозит жестокая, бесчеловечная расправа, потому что Эдмунд по одному виду сестры мог судить о вероятных злоключениях. А если она внемлет его просьбе и расскажет обо всем, то мерзавцев, этих паршивых мразей не спасет ничто. И эта мысль, плотно засевшая в голове, так чертовски радует Сибилл, что она не скрывает вдоха облегчения, вместе с которым тяжелым грузом с плеч спадает весь ее ужас, уступая место беспокойству - беспокойству явственному и вполне разумному, потому что меньше всего Ланкастер сейчас хочет, чтобы ее брат попал за решетку. А именно это и случится, если только он только решится учинить расправу прямо сейчас и прямо в этом кабинете. Но видит Бог, в это самое мгновение, в Сибилл металось два ее начала и одно из них надрываясь кричало о необходимости проучить ублюдков, показать им их место и мало-мальски реальное положение дел в этом городе. Они мнили о себе слишком много, если считали, что могут прикасаться к тем, чьи фамилии невольно говорили  сами за себя. Ланкастер была мстительна и умела быть жестокой и одной ей известно, чего ей стоило смотреть в глаза брату и прятать весь тот ужас, что ей довелось пережить. Она знала точно - ей не нужно ничего говорить, чтобы Эдмунд понял. А если он поймет, остановить его будет даже не в ее силах. И Сибилла мягко прикасается ледяными пальцами к руке, покоящейся на плече. Она опускает глаза, чувствуя близость брата и ту самую безопасность, в которой доселе была уверена на все сто процентов, безопасность, которую он и дарил ей одним своим присутствием, словом и взглядом. Теперь ничего не случится. Они не посмеют что-то противопоставить Эдмунду, а если попытаются - это станет последним, что гребаные копы совершат в своей жизни. И вместе с тем Сибилла знает, что Френку лучше сейчас не лезть, лучше не проявлять свою геройскую натуру и показательную смелость. Ланкастер-старший убивал и не таких - девушка знала это не по его рассказам, но по рассказам его подельников, восхищенные возгласы которых нередко превозносили то, что подвигом можно было считать с большой натяжкой. Она смотрит на брата, не отводя взгляда ни на одно короткое мгновение, словно боясь упустить тот самый миг, когда Эдмунд решится на активные действия, которые обязательно нужно будет пресечь, чтобы избежать тяжелых последствий. И когда между ними возникает Ллойс, только что вставший из-за стола, среагировав на угрозу Эдмунда, но, очевидно, не услышав то самое, заветное "сестра", девушка поднимается на ноги тоже - не с тем, чтобы показать свой характер или сыграть на нервах у копа. С тем, чтобы обойти Френка, мешающего ей взаимодействовать с братом, встать с боку, чуть позади него и внимательным взглядом проследить алгоритм происходящего. Если сейчас Эдмунд вытащит пушку или любое другое доступное ему оружие - кто-то из них не выйдет отсюда живым ни за что на свете. И поразительным было то, что Сибилла одинаково боялась за брата и за полицейского. За последнего из соображений куда более прозаичных, чем благородство и честь - просто девушка знала, что за убийство копа в участке, Эдмунда не отмажет ни один адвокат штата, как ни старайся. Она мягко кладет чуть дрожащую руку на предплечье брата и в непосредственной близости к нему тихо, чуть хриплым голосом произносит короткое: - Не надо. Сибилл знает брата, Сибилл знает, на что он способен в этой ситуации и каждым своим мягким, показательно осторожным, почти нежным жестом делает все возможное, дабы предупредить катастрофу, которая все равно случится, но позднее, не здесь, не под прицелом других полицейских, камер и звукозаписывающих устройств,- Пожалуйста, давай просто уйдем. На все остальное у тебя будет время вне полицейского участка.

0